Текущее время: 29 мар 2024, 15:35


Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 2 ] 
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Средневековая числовая философия
СообщениеДобавлено: 16 дек 2017, 15:00 
Администратор
 


Зарегистрирован: 15 мар 2013, 21:26
Сообщений: 44088
Откуда: из загадочной страны:)
Медали: 66
Cпасибо сказано: 9929
Спасибо получено:
101844 раз в 28406 сообщениях
Магическое направление:: Руническая магия
Очков репутации: 73944

Добавить
Средневековая числовая философия

Проникновение цифрового сознания в Средние века неизбежно вытекает из того очевидного обстоятельства, что в этот период не существовало ни одного источника вдохновения, не пронизанного числовой философией.
Даже возобновившиеся торговыми отношениями, Крестовыми походами и наплывом арабских ученых из Испании связи с Востоком никоим образом не изменили концепцию числа как символа космоса. Такие добавления, как принципы аверроизма, направления в западноевропейской средневековой философии, развивавшего идеи Аристотеля в его интерпретации арабо-испанского перипатетика XII века Ибн Рушда (Аверроэс), были александрийского происхождения, схожие с манихейством и гностиками.
Нововведение Аристотеля послужило для того, чтобы добавить значимости таким традиционным числовым группам, как четыре причины, четыре элемента, 10 категорий, хотя это было и не обязательно. В результате столь разнообразных воздействий складывался единственный вывод о том, что все числовые теории, о которых шла речь в предыдущих главах, вместе с несколькими нерассмотренными вариантами, встречаются в Средние века.
Правда, в качестве доминирующей позиции оставалась связь с христианством, вытекающая из нумерологии Августина и его предшественников. Именно поэтому основное значение большинства средневековых числовых символов можно вывести из принципов Августина, подробно изложенных в предыдущей главе.
В философском смысле утверждали или, по крайней мере, неявно признавали однозначное, самое важное толкование числа, связанное с космическими тайнами. Сочинения же Филона и различные теории гностиков объединяли астрологию и пифагорейство в поисках космического первообраза.
Из астрологии выводится гипотеза об установлении совокупности, определяемой тем же номером, соотносящейся между собой (семь планет, семь дней, семь церквей). Отсюда также проистекает представление о большинстве числовых символов, чье обоснование доказывалось бесспорным появлением на страницах Писания.
Именно пифагорейству мы обязаны упорядочению этих установленных истин (отношению 3 и 1, 7 и 8), равно как и методов, с помощью которых можно манипулировать числами, обнажая содержащийся в них скрытый смысл.
Вероятно, ни один из факторов, связанных с утверждением аксиомы космического порядка (и, соответственно, фиксированной природой цифрового множества), не оказался столь значимым и не получил широкого распространения, как астрология. Благодаря ей мы можем проследить источники почти всех проявлений цифровой науки.
От Фирмикуса Матер нуса Юлия до Роджера Бэкона (ок. 1214 — после 1294) принципы астрологии практически не изменились, в то время как астрология стремилась распространиться на все области науки. Даже отрицая воздействие звезд на волю и разум, богословы признавали, что физическое тело человека ощущает влияние небесных тел. В мистическом плане исключительным символом Божественного начала оставалось Солнце, на чем заострил внимание Альберт Великий: «Солнце воплощает «механизм» мира, обозначает власть Отца, мудрость Сына, любовь Святого Духа».
Следовательно, Феникс, символ Христа в старой английской поэме, прилетает с солнца, 12 раз купается, 12 раз пьет воду из кипящего источника и обозначает смену часов биением своих крыльев. Что же касается науки, то астрология процветает на всех уровнях, начиная от прогнозирования кряканья уток или мистификаций Мерлина в седьмой книге (гл. IV) «Истории» Готфрида Монмутского вплоть до рассуждений элементарной педагогики в седьмой книге поэмы Джона Гауэра «Исповедь влюбленного» (Confessio amantis, ок. 1390) и последовательно основательного учения Шартрской школы.
Тем не менее во всех версиях, фантастических и фундаментальных, основные положения вавилонской науки оставались незыблемыми. Классификация всей жизни человека исходя из драгоценных камней, трав или металлов связывалась с образцами, олицетворяющими звезды.
Результат столь широко распространенной связи с небесными явлениями отчетливо отражается в «Пастырском календаре». Хотя он был опубликован не ранее 1493 года, так называемая «первая печатная книга для широких масс» — всецело средневековый документ. По мнению Торндайка, подобные энциклопедии получили широкое распространение начиная с IX века.
Тональность книги определяется второй главой, по сути авторским вступлением, ибо в ней сформулирована концепция всей книги:
«Здесь начинает мастер Пастырь:
«Следует понять, что в году четыре четверти, Лето, Зима, Весна и Осень, соответственно, наличествуют четыре времени. Начало года знаменуется Весной, состоящей из Февраля, Марта и Апреля, именно этих трех месяцев.
Затем наступает черед Лета, Мая, Июня и Июля, трех месяцев, когда всякая трава, зерно и дерево, каждый своим видом, мощью и необычайной красотой достигает вершины.
Потом приходит Осень, Август, Сентябрь и Октябрь, период созревания всех фруктов, их следует собрать и убрать. Далее время Ноября, Декабря и Января, трех месяцев Зимы, время, когда нельзя получить ничего особенного.
Мы утверждаем, что возраст человека равен семидесяти двум годам и, по своим свойствам, одному целому году. Соответственно, шесть лет принимаем за месяц (Январь или Февраль и так далее). Подобно тому как за двенадцать месяцев двенадцатью различными манерами меняется год, так двенадцать раз за свою жизнь меняется человек. Он, высший и лучший, доживает до семидесяти двух, поскольку трижды шесть восемнадцать, шесть на шесть тридцать шесть, двенадцать на шесть семьдесят два — искомый возраст человека.
Так шесть лет и далее можно вести отсчет для каждого месяца с помощью четырех четвертей и сезонов года. Жизнь человека делится на четыре части — юность, сила, мудрость и старость. Иначе говоря, восемнадцать лет он молодой, восемнадцать лет сильный, восемнадцать лет мудрый и в последующие восемнадцать лет постепенно достигает возраста семидесяти двух лет.
Теперь продемонстрируем, как человек меняется двенадцать раз, как это происходит с двенадцатью месяцами».
Аргументация 12 эклог спенсеровского «Пастушьего календаря» заимствована из «Королевских эклог» Марота. Робин, кроме того, пишет о четырех частях света и четырех ветрах.
Столь детально разработанное представление о микрокосмосе по отношению к макрокосмосу сопровождается систематическим календарем с обозначением святых дней, лунных циклов и положения Солнца в зодиаке. Затем представлены семь скорбных дней благословенной Девы Марии, семь прошений к Господу, 12 распределенных среди апостолов догматов вероисповедания, 10 заповедей дьявола, семь добродетелей, 12 знаков зодиака, соотносимых с 12 частями человека, четыре темперамента, семь планет и их власть над частями человека, 148 человеческих костей, четыре элемента и четыре характера, девять движущихся небес (у некоторых три неподвижных, кристальных, небесных), циклы планет, четыре части зодиака, 12 знаков, степени, минуты, секунды и трети, пять зон, 12 земных и небесных домов, правило семи планет над семью днями недели, снова четыре характера (теперь соотносимых с четырьмя элементами и четырьмя темпераментами) и четыре ключа к Очищению с помощью святого Георгия. В заключение стихотворение о звуках последнего трубного гласа.
Перед нами огромный пласт астрологической или теологической числовой информации, которая явно воспринимается азбучной и базовой. В ее основе — воплощенное равенство физической и духовной истин.
В отмеченном синтезе заключается одновременно простота и сложность средневекового числового символизма, о последней мы говорили в предыдущей главе: первоначальная тайнопись принимает религиозное значение, религиозный импульс восходит к вавилонской астрологии, последовательному расцвечиванию Ветхого Завета астрологическими числами, отрыву официальной астрологии от религии, соединению с независимой числовой теорией и сильным числовым уклоном в пифагорейство.
Вместо отрицания или отвержения предшественников церковь приняла числовую теорию во всех ее разновидностях, таким образом сохранив и воскресив их. Более того, ослабила восточный мистицизм и греческую философию, сведя их к общему знаменателю, так чтобы скоординировать все предшествующие числовые науки и поставить их на службу истинной вере.
Средневековая числовая философия, если взглянуть на нее извне, оказалась истинно католической и одновременно сложной. Все разногласия решались внутри церкви и сводились к прозрачной гармонии безусловной истины. Из источника Откровения она проникала во все каналы средневековой жизни, христианский, нехристианский и смешанный. Так гармония, определявшая средневековое мышление, приписывается христианству, доминирующему фактору средневекового равенства.
Принцип космического порядка явно поддерживался астрологической основой Средних веков и особенно самой церковью, которая последовательно утверждала ограниченное и неизменное мироздание, где духовная и материальная истины включались в единый жесткий космический проект.
С внецерковной точки зрения концепция представляла собой естественное развитие эклектической науки и философии первых пяти веков. В теологическом смысле ее мотивация устанавливалась постоянно повторявшимися отсылками к Писанию. «Все вещи определены в размере и весе».
Из терминов христианской догмы явствует: Nihil in universo est inordinatum («Во Вселенной нет ничего неупорядоченного»).
Едва ли возможно вывести какую-либо философскую систему без исходного обоснования, ведь архитектонические воплощения не выводятся до получения точных результатов измерений непредсказуемой силы души или длительности существования Вселенной.
Раскрывая разнообразные взаимосвязи, обнажили множество числовых символов (как отражено в «Пастушьем календаре»). Считалось возможным нащупать существенные архетипические образцы, воспроизведенные в макро-и в микрокосмосе, «поскольку как мир представляет собой Образ Господа, так и человек является образом мира».
Исидор обозначил унцию как «вес, соответствующий законам природы, потому что число его скрупул измеряет часы дня и ночи», а фунт — «разновидность совершенного веса, потому что он состоит из многих унций, точно так же как и год из месяцев».
«Центнер представляет собой вес в 100 фунтов. И этот вес установили римляне из-за безупречности числа 100».
Альберт Великий обсуждает три способа и времени поклонения Господу, три признака Господа, три деления космоса и три деления времени. Он делает вывод о том, что число 3, содержащееся во всех вещах, «обозначает состоящее из трех частей природное явление».
Далее Аквинат определяет отношение созданного (существа) к созданию. Создатель, следовательно, Отец, Сын и Святой Дух. Подобно созданным материям, они являют причину и принцип и олицетворяют Отца. Соответственно, имея форму и разновидности, представляют Слово. Имея отношение к порядку, представляют Святой Дух, потому что он — любовь и порядок, отсюда Воля Создателя (Сумма теологии).
Рауль Глабер показывает, как число 4 Евангелия соотносится с четырьмя элементами, четырьмя основными добродетелями и четырьмя реками рая. Или, иначе говоря, Аквинский доказывает, что число 7 обозначает универсальность, потому что жизнь человека определяется в течение семи дней, таковы семь даров Святого Духа, вера в Троицу была объявлена в четырех частях мира, существует семь церквей.
Отношения между одинаковыми числовыми группами оказались популярной темой для рассмотрения. Гонорий измеряет расстояния между планетами интервалами музыкальной шкалы, «потому что человек — это 7 (4 = телу, 3 = душе), имеет 7 голосов (тонов гаммы) и микрокосмос воспроизводит небесную музыку».
Альберт Великий отмечает соотношение между семью дарами Духа и семью словами Христа, произнесенными на Кресте, семью грехами, семью обращениями во время молитвы Господа на теологические и важнейшие добродетели.
Бонавентура намечает взаимосвязи семи обращений с семью дарами, заповедями, добродетелями и пороками. Связанные с аргументацией этих числовых символов постулаты развиваются следующим образом: 7 — универсальность, следовательно, существуют семь церквей, поскольку Церковь — универсальна. С другой стороны, единственным значимым доказательством универсальности 7 является существование семи церквей, семи планет и т. д. Очевидно, все перечисленные множества приняты как догма, мы уже отследили их происхождение и составляющую священной авторизированной истины Средних веков.
Организация подобных числовых истин, то есть их отношения друг к другу и Господу, стала возможна благодаря принципам пифагорейства. Поддерживая учение о происхождении многих из одного, космический план воспринимался как ступенчатая прогрессия микро- и макрокосмоса. Равно как и образование Интеллектуального мира от Первопричины до известной степени сходно с прогрессией небесных сфер от Первичного подвижного. Некоторые, скажем Аквинский, допускали бесконечность в отношении Первичного случая, иные, типа Бонавентуры, сохраняли туманность пифагорейства о несовместимости бесконечности даже в случае соотнесенности с Господом с «совершенством и порядком».
Но все сходятся в том, что Первопричиной и первым двигателем был Один, или Единичность, и оставалось только найти взаимосвязь между Единичным случаем и разнообразными действиями. Унаследованный modus operandi обеспечивается философским воплощением арифметической прогрессии, в которой множество происходит от единичности в определенное время и по определенному порядку, периодически возвращаясь к ее источнику (в конечном счете 10, 100 ит. д.).
Аквинат позиционирует широко распространенную теорему, заявляя: «Хотя душа едина, ее возможности многочисленны. И, поскольку число вещей, вытекающих из единого, следуют в определенном порядке, должен быть некий порядок, существующий как возможности души».
Признанными авторитетами в вопросах математического порядка считались Пифагор и Гермес Трисмегист, «который был до Пифагора» (Альберт Великий). Их учения и отдельные высказывания укоренились среди образованных людей. Ироничный Томас Хоклев (Оклев) даже вызывал дух Пифагора, чтобы тот последовательно доказал, что, согласно неопифагорейскому утверждению, женщины выше мужчин. Вывод очевиден, женщину создали из искривленного ребра и… в трудах Философов каждый может найти и прочитать,


Что круглая форма является самой совершенной фигурой,
Играющей главную роль в геометрии,
И выпуклость всегда имеет центр,
который мужчины ищут в фигурах женщин.


Фактически нет необходимости ради этой информации сверяться с «философами», поскольку источники большей части средневекового пифагорейства обнаруживаются в любой стандартной арифметике того времени. Все работы, скорее всего, восходят к «Введению в арифметику» (Arithmetike eisagoge) Никомаха, самого известного математика Древнего мира в области трудов по арифметике, и к его же «Руководству по гармонике». Он родился в Герасе, римской провинции Сирии (ныне Джераш, Иордания), и пребывал под сильным влиянием Аристотеля, относился к неопифагорейцам и писал о мистических свойствах чисел.
«Введение» открывается прославлением арифметики в знакомых сегодня понятиях, утверждается существование науки по разумению Господа как образца или архетипического эталона для материального воплощения. Следовательно, число предстает истинной вечной сущностью. Затем следует определение числа и математическое объяснение исключения 1 и 2 из десятичной системы.
Основное содержание книги посвящено рациональным приемам вычисления, сопровождается классификацией чисел, совершенных, полных и неполных. Далее следует четыре определения четности и нечетности. Иначе говоря, четных, нечетных, двойных четных и кратных двум, но не кратных четырем (или четного числа, содержащего нечетный фактор, делящегося на 2 и 3, например 24), а также простых и относительного простых чисел. Заметим, простое число делится только на само себя и единицу. Относительно простое имеет два делителя, которые не имеют общего делителя и не могут делиться друг на друга, например 21 и 25. Наконец, рассматриваются приемы записи многозначных чисел.
Завершается книга обсуждением пропорций. Автор выявляет 10 различных пропорций, «составляющих число 10, которое, в соответствии с пифагорейской точкой зрения, является самым совершенным из всех возможных».
Труд Никомаха приобрел известность в римском мире вскоре после его смерти или, возможно, раньше благодаря некоему Апулею из Мадавры, который, как утверждают Кассиодор и Исидор Севильский, впервые перевел греческое «Введение» на латинский. Во всяком случае, «Введение» почти буквально воспроизведено в «Арифметике» Капеллы (De nuptiis, VII), трудах Боэция, Кассиодора, Исидора, Бэды, Алкуина, Герберта и Хьюго из Сен-Виктора.
Книга Боэция оставалась стандартным учебником в церковных школах на протяжении Средних веков, равно как «Руководство по семи искусствам» Капеллы. Несмотря на настороженное отношение к нему из-за обилия языческих аллегорий, установленных Эриугеной[8], практически все стали следовать его композиции, почитая ее образцовой.
Вдохновленные сочинениями Августина, средневековые философы и теологи осознали чисто математические аспекты числа и его божественное происхождение. Иннокентий III включил в проповедь лекцию, посвященную уменьшительным формам, точному и полному числам.
Алкуин объяснял, что второе рождение расы людей произошло благодаря недостаточному числу 8, в ковчеге Ноя находилось восемь душ, отчего второе рождение оказалось не столь совершенным, как первое, и завершилось за семь дней. Обсуждая последний факт, Рабан пояснял, что 7 не столь совершенно, ибо Господь создал мир за шесть дней, но, вероятно, Он улучшил мир за шесть дней в силу совершенства числа 6.
Следовательно, арифметика — ключ к познанию формы мира. В ином смысле средство, благодаря которому Божественный Интеллект становится доступным для понимания человека.
Эта концепция, рожденная пифагорейцами и заимствованная от гностиков, включала два вывода, которые особенно развивались мистиками:
1. Все главные символы Божественного плана входят в декаду, поскольку числа выше 10, за исключением простых, сводимы к десятку, а первичные рассматриваются как 1. Иначе, 12 учеников на самом деле 4x3 учеников, проповедовавших по всему четырехкратному миру.
2. Все вещи, по существу, едины с Господом. Однако, так же как 3 является первым числом, которое отчетливо представляется в треугольнике, первой плоской фигурой, зрительно воспринимаемой человеком, многообразие более понятно разумению человека, не способного распознать мощь Единого.
Иначе: «Quanto virtus magis est unita, tanto magis est intensa: sed in patria virtus charitatis erit potentissima: ergo erit unitissima. Sed quod maxime accedit ad unitatem, maxime recedit a latitudine: si ergo charitas in patria habit magis uniri, videtur quod potius ibi habeat arctari quam dilatari» (Бонавентура. Предложения).
Бонавентура перечисляет 12 свойств Господа, противопоставляя их свойствам смертных, уменьшая их до трех — Вечность, Знание и Блаженство: «Жизнь наших жизней. Чувства наших чувств. Разум нашего разума. Бессмертие к нашей морали, Сила к нашему бессилию. Справедливость к нашей несправедливости. Красота к нашей безобразности. Добро к злу. Неподкупность к коррупции. Бессмертие к переменчивости. Невидимое к видимому. Невещественное к телесному».
Это положение кратко изложено Аквинским: «Душа человека требует многих и разнообразных действий и возможностей. Для ангелов же достаточно небольшое разнообразие. В Господе нет никакой силы или действий, которые бы находились вне его собственной Сущности» (Сумма теологии).
«Господь — единство, — заявляет Алан-островитянин, — поскольку единица управляет множественнстью. Следовательно, сущность составляет чистота, и, чтобы ее выразить, требуется самое маленькое число. Тройная триада воплощается ангелами, поскольку менее священная, чем Троица, и священное 3 не что иное, как число единства».
Раймунд Луллий (ок. 1235–1315) в «Книге о Любящем и Возлюбленном» заявляет: «В числах один и три Возлюбленный отыщет большую гармонию, чем между другими, потому что с помощью этих чисел всякая телесная форма из небытия приходит к существованию. Самая же величайшая гармония числа, как полагает Возлюбленный, содержится в Единстве и Троице Возлюбленного».
В Троице единство расширяется в трех направлениях, при этом сущность не умножается.
Чтобы выявить безусловное значение, обязательно присущее важным числам, использовались различные методы. Анализом девяти различных способов, благодаря которым можно выразить числа, мы обязаны Хьюго Сен-Виктор-скому (1096/97- 1141):
«1. Благодаря порядку расположения:
Единица — первый номер — начало всех вещей;
Двоичность — второй номер, первый вытекает из единичности, обозначает грех от Первой Добродетели».
Хьюго отмечает два случая, где значение числа жестко зависит от его места в десятичной системе. Более свободен мой второй вывод о том, что в прямой пропорции, по мере убывания из единичности, число, как полагают, становится более несовершенным. Следовательно, большее скорее соотносится с существом, чем с Создателем.
В практическом же отношении почти любые большие числа принимают свойства единичности. 7 является священным числом отчасти потому, что состоит из первого четного числа (4) и первого нечетного (3). Сказанное справедливо и в отношении 12.
Все числа, 10, 100 и 1000, возвращаются к единичности. 40 явно далеко отстоит от единичности, но кратные части 40 добавляются к 50 — единичности, обозначающей один праздник (Пятидесятница — Троица).
С помощью столь поразительных трюков, свойственных математике и логике, в науке устанавливается практически любое «правило» в отношении чисел, хотя с той же легкостью может быть и аннулировано.
«2. Благодаря свойствам композиции:
2 можно разделить на 2, обозначая подкупность и эфемерность благодаря присутствию единицы в середине.
3 нельзя разделить на 2, оно неделимо и вечно».
Приведенное утверждение касается 2 и 3 соответственно в их отношении ко всем четным и нечетным числам. Четные числа считались богоподобными, более совершенными и (в магии) более влиятельными, чем нечетные. Это, очевидно, наиболее широко известный принцип пифагорейцев.
«3. Посредством расширения (по отношению к другим числам):
7 сверх 6 = отдых после работы;
8 сверх 7 = вечность после изменчивости;
9 до 10 = изъян среди совершенства; 11 сверх 10 = нарушение меры.
4. Посредством расположения (в геометрическом смысле):
10 = 1 расширение = добродетель веры;
100 расширяется = широта благотворительности; 1000 поднимается в высоту = глубине надежды».
Не наделенное мистическим смыслом, число воспринималось как линейное, кажущееся или целое.
В геометрическом смысле оно могло представлять точку, линию, треугольник, квадрат и другую плоскую или объемную фигуру. Благодаря тому что единица — первоначало любого числа, она представляла точку, 10 часто неточно воспринималось как линия, 100 — двухмерное, 1000 — трехмерное или объемное.
В связи со сказанным Фома Аквинский называл 1000 окончательной границей чисел.
Возведение числа в квадрат воспринимали как его расширение, возведение в куб добавляло измерение высоты. В особой категории состояли круглые или сферические числа, то есть 5 и 6. Круглое число воспроизводилось в его последней цифре, когда проявляло полностью свои силы.
Когда оно возводилось в куб, воспринималось достигшим третьего измерения, или сферического объема. 9 также считалось круглым числом, после введения арабской числовой системы, умноженное на себя, оно воспроизводилось в сумме цифр.
10, которое на самом деле не было ни совершенным, ни круглым, тем не менее именно так и воспринималось. Совершенным, потому что включало все числа и единицу, круглым, потому что круг включает все плоские фигуры.
«5. В соответствии с подсчетом чисел [десятичной системой]:
10 = совершенству, потому что обозначает конец счета.
6. Путем умножения [разложения на множители]:
12 = знак универсальности, потому что состоит из 4 х 3, из которых 4 телесное и 3 духовное [числа]».
Бесспорно, таковым оказался самый распространенный метод из всех. Так, Аквинский рассматривает 140 тысяч из Апокалипсиса. 1000 легко лишается своего значимого совершенства. Оставшиеся 144= 12 х 12 = как всегда, вера в Троицу, распределяемую по четырем частям земли.
С помощью других чисел можно понять доктрину о 12 апостолах или 12 племенах. Похожим образом 7000 обозначают всемирное совершенство с помощью 1000, универсальность с помощью 7. Гуго забывает упомянуть, что это правило распространяется в равной степени на сложение 4 и 3.
«7. В соответствии с множеством частей:
6 — совершенное число, 12 — полное и т. д.
8. В соответствии с количеством частей (число как группа единства):
2 = 2 объединяют = любовь Господа;
3 = 3 объединяют = Троицу;
4 = 4 объединяют = 4 времени года;
5 = 5 объединяют = 5 чувств».
Приведенная выше классификация включает все числовые значения, образованные от конкретных представлений (9 отверстий человеческого тела) или власти (7 церквей, 12 апостолов, 4 настроения).
«9. В соответствии с протяженностью:
7 казней (Левит., 26: 28) = множественность наказаний».
Попытка Гуго выработать принципы средневековой числовой науки демонстрирует невежество людей, к которым эти принципы применялись. Они не пытались найти значение данного числа, проверив его против этих правил, скорее, выбирали правило, которое могло бы обеспечить традиционное или желаемое значение.
Число 12 традиционно универсальное благодаря 12 месяцам. Его факторы (4 х 3) добавлялись к 7, еще одному символу универсальности (семи дням), благодаря чему появилась возможность применить шестое правило. Правило 7 (изобилие 12) часто приводилось, когда речь заходила о 12 учениках (изобилие милости), но игнорировалось при обсуждении универсальности скорее совершенной, чем неподходящей или обильной.
О совершенстве Вселенной напоминало то, что мир был создан за шесть дней. Несовершенство 12 или 6 (как четного числа, правило 2) вовсе не рассматривалось. Также и 13 могло быть священным числом, благодаря правилу 6 (10 заповедей + вера в Троицу), и числом греха, определяемым правилом 3 (выступающим вне 12 апостолов).
Похоже, ни один средневековый автор не ведал о несоответствии между концепцией значения числа как части десятичной системы, астрологического указания времени или предстающей в виде символа особенной физической или духовной истины.
Что же касается последнего анализа, значение целого выводилось из традиции или путем прямой ссылки на использование числа в Священном Писании. Математическое или астрологическое объединение придавало дополнительную аргументацию числу, и полагали, чем больше совпадений, тем лучше.
Следовательно, наряду с арифметикой развивалась родственная наука, известная как арифмология. Последнюю можно приблизительно определить как учение о силе и достоинстве целых чисел. Рассеянные пояснения, возможно, такие же древние, как и пифагорейские. Похоже, труды по теме начинаются с Theologoumena arithmeticae, приписываемого Никомаху или Ямвлиху. В теологии чисел по отдельности рассматривается каждое число декады, кратко устанавливаются его математические свойства, выявляется соответствующее божество в греческом пантеоне, его моральные качества и отражение в космосе.
Выдающимися деятелями нумерологии считались Капелла (De nuptiis, II, VII), Исидор (Liber numerorum) и Рабан (De numero). Капелла в основном повторяет Theologoumena и в равной степени ограничивает обсуждение декадой. Рабан и Исидор повторяют основные пифагорейские качества каждого числа, добавляя собственные богословские приложения.
Авторитетными источниками считались сочинения Отцов Церкви и, безусловно, сама Библия, отчего указаны в заголовке труда Исидора Liber numerorum qui in Sanctis scripturis occurrunt. Значение некоторых чисел определяется математически и путем прямых откровений. Другие, например 30, 60 и 100, считаются предсказаниями «сеятелей»: «И поучал их много притчами» (Мф., 13: 3), толкуются прямыми отсылками на священный источник и, как часто отмечали экзегетики, относятся к третьим степеням Святости или Непорочности, существующим в церкви. Девственницам или Прелатам полагалось 100, для Целомудренных или Вдов предназначалось 60, Супругам — 30.
Математическое обоснование, предложенное Альбертом Великим, следующее: 100 = пяти внутренним + пяти внешним чувствам, «ведущим к» 10 Заповедям = 100 = девственницам. 60 = 6 богоугодным делам в соотнесенности с 10 заповедями = вдовам. 30 = 3 = супругам (Установления, Практики, Плоды — добродетель таинства, добродетель детей) в соответствии с 10 заповедями.
Вне декады математические прогрессии становились необычайно избирательными. Исидор не выходит за пределы 153, однако спустя два столетия Рабан умудрился расширить перечень до 140 000, Окончательного Числа Избранных. Хотя и амбициозные по замыслу, оба исследования весьма кратки. Исидор приводит в основном отсылки. Рабан более изящен с математической точки зрения. Оба собирали материал по уже хорошо сложившейся традиции и опускают, по мере изложения, как можно больше ненужную часть, действуя подобно авторам энциклопедических трудов, стремящихся к лапидарности.
Среди поздних авторитетов, занимавшихся нумерологией, известны и, соответственно, достойны упоминания Корнелиус Агриппа, чья «Вторая книга оккультной философии» считается самым изящным из всех текстов, а также Петрус Бунго, каноник, написавший Mysticae numerorum significationis liber для практических нужд священников.
Хотя подобные работы и указывают на попытки определения нумерологии, они не говорят о популярности числовой символики в Средних веках. На самом деле ни одно направление средневековой мысли не смогло полностью избежать влияния числового символизма. Ее философское воплощение оказало влияние на теологию, науку и магию. В высшей степени мистический характер числового символизма, похоже, повлиял на массовую литературу, особенно сильно просматривается в многозначной «Божественной комедии».
Самое пространное и глубокое применение символическим числам нашла Церковь. Средневековая теология во многом связывалась с попыткой установить числовые отношения сверхчувственного, духовного и временного миров. Одна из цепочек рассуждений привела к установлению девяти ангельских чинов. Трудно превзойти красоту и справедливость этого числового единства, посредством чего точно определяется теологическая позиция ангельской массы.
Ангельское совершенство одинаково, безусловно и относительно. Подлинные создания Господа, бесспорно, безупречны. В них полностью отражается само в себе 3, super se reflexa. Подобное вторично по отношению к совершенству Господа, отчего добавление Единства Бога необходимо, чтобы завершить декаду.
Опять же ангельская манера человеку ближе и более понятна, чем абсолютный Господь. Так же как и 9 более «выразительно», чем Троица (Бонавентура. Сентенции).
Вновь же ангельская масса находит соответствие в виде вероотступничества падших ангелов. Соответственно, одна философская школа мысли придерживалась мнения, что падшие ангелы составляли 10-й порядок, сменяя Человека в его Окончательном Совершенстве. Подкрепление в текстовом отношении этой теории находим у Луки в истории о женщине, потерявшей драхму и искавшей ее «тщательно, пока не найдет» (Лк., 15: 8–9).
Английский поэт, автор поэмы «Видение о Петре-пахаре» Уильям Лэнгленд (англ. William Langland; род. ок. 1331) так растолковывает эту концепцию:


Христу, Царю царей, правителю правителей посвящается десять
Херувимов и Серафимов, семь таких и семь других,
Дающему им своей властью мастерство и могущество.
Люцифер вместе с легионами изучил это в небе.
Он самый прекрасный на вид, после нашего Господа,
Пока не перестал подчиняться Ему из-за своей гордыни
И был низвергнут вместе со своими товарищами, и врагами
они стали.


«Семь таких» является порядками ниже первых двоих поименованных. «Другие» явно относятся к порядку Люцифера.
С помощью другого состояния рефлексии попытались установить и назначить возраст суетного мира. Другой связывался с семью стадиями созерцания или другими классификациями духовной жизни. Всегда абстрактное значение Троицы сохранялось и как первый принцип. Роджер Бэкон подхватывает похожую мысль, когда говорит: «Его единство умножается в себе кубически, то есть трижды, как однажды один берет один, но не умножает сущность, оставаясь тем же самым, хотя и генерирует в трех направлениях. Так с помощью знакомых примеров теологи определяют святую Троицу».
Аквинский ссылается на признанный авторитет Священного Писания, чтобы определить три измерения Господа: «Он превыше небес, — что можешь сделать? Глубже преисподней, — что можешь узнать? Длиннее земли мера Его и шире моря» (Иов., 11: 8–9).
Комментарий же следующего свойства: «Он выше неба, и что это ты можешь противопоставить? Он глубже, чем преисподняя, и как ты об этом узнаешь? Мера его длиннее земли и шире, чем море».
Более того, «поднявшись на третий день, совершенство числа 3 восхваляется, ибо оно является числом всего, вбирая в себя начало, середину и конец» (Сумма теологии).
Теологи неуклонно рассматривали Высочайшее Таинство Троицы, Единосущной, но представленной тремя ипостасями, в соответствии с чем все источники, церковные и светские, усердно исследовались, чтобы собрать свидетельства о Троице.
Необычайное значение придавали цифровому символизму мистики.
Святая Хильдегарда Бингенская (нем. Hildegard von Bingen; 1098–1179) не только употребляла в своих видениях традиционные числовые символы, но и добавила к ним собственные открытия. По ее мнению, греховный человек потерял динарий, чтобы возродиться Христом умножением 10 на 100 (добродетелью в спасении душ), благодаря чему 10 через 100 снисходят до 1000, совершенного числа всех добродетелей, вполне достаточных, чтобы рассеивать 1000 деяний дьявола (Scivias [ «Познай пути света»], III, 2).
Особая линия средневекового числового символизма берет начало в сочинениях Дионисия Ареопагита[9]. Его труды «Духовная иерархия», «Небесная иерархия», «О божественных именах», обычно относимые к V веку, якобы были написаны афинским учеником святого Павла, в дальнейшем отождествлявшимся со святым Денисом, покровителем Франции. В IX веке Эриугена перевел на латынь его труды, а комментарии Хьюго Сен-Викторского по поводу «Небесной иерархии» способствовали новому всплеску их популярности.
Философская традиция дионисийских сочинений проявилась в гностицизме и неоплатонизме. Процесс излучения основывается на следовании от сверхчувственного (неизвестного, непостижимого) к сущности, универсалиям, личностям.
Невозможно познать сверхчувственное, пока мы не обретем бессмертие и жизнь вечную, из-за чего и возникает необходимость в символах. Но даже теперь, несмотря на проявления лучших наших способностей, мы используем символы, соответствующие божественным. И отсюда снова возвышаемся в соответствии с нашей степенью, идя к простой и единственной истине духовных видений.
Как обычно, избранные символы оставались числовыми. Сверхчувственная единица связывалась с Единым существующим и любой цифрой. Тем не менее мы можем определить его как ЕДИНИЧНОСТЬ и ТРИАДА. В первом случае это и Господь, и Прекрасное. Первое движение предстает как Любовь, которая движется к сотворению. Все символы по своей сути являются Добродетелью, поскольку вытекают из монады, которая есть Добродетель.
Даже гнев находится в Добродетели, что обнаруживается в самом движении и желании управлять и обращать кажущееся зло к кажущемуся добру. Следовательно, зло — отход от Добродетели, или Единства, и может символически представляться как разделение или Дуада.

Это и есть состояние жизни, от которой мы стремимся перейти в то время, «когда наши разделенные непохожести сольются в неземной манере [и] мы соберемся в богоподобное Единство и союз по подобию Бога, такого как Триада в связи с триединым проявлением сверхъестественной продуктивности, из которой произошло все сущее на небе и земле». В основе земной и небесной иерархии Божественная троица. Благое и прекрасное не имеет ни начала ни конца, из-за чего и движение ангелов круговое или по спирали.
Считая, что принятый символ — самое точное воплощение Непознаваемого, мистики сосредоточились на выявлении числовых значений во Вселенной. Гуго Сен-Викторский приводит множество примеров проявления Троицы.
Так, Завет делится на три части: Закон, Пророк и Писания; Евангелисты, Апостолы и Отцы Церкви.
Три иерархии состоят из Господа, ангелов и человека.
Выделяются три теологические добродетели.
Тройная троичность ангелов представляет Троицу.
Дионисийское различие между Единичностью и Разнообразием проводится в перечне, включающем небо и землю, невидимое и видимое, ангелов и человека, священников и мирян, созерцательных и деятельных, дух и плоть, Адама и Еву, совершенное и несовершенное.
Типично также De quinque septenis Гуго Сен-Викторского, представляющее семь пороков, семь ектений, семь даров, семь добродетелей и семь заповедей.
Одним из самых известных наследников мистической школы Гуго Сен-Викторского считается калабрийский аббат Иоахим Флорский (Джоаккино да Фьоре (ит. Gioacchino da Fiore; ок. 1132–1202).
Он является образцом веры в мистическое, который мог проникать в «тайную гармонию сверхъестественного». Для него Откровение Иоанна Богослова являлось книгой тайной мудрости, содержащийся в ней порядок символических цифр поддерживает и поощряет его собственную числовую теорию. Большая часть удивительных суждений восходит к пророчествам, касающимся третьего века.
Со времен Августина обычно используют концепцию трех веков к проекту Вселенной. Иначе говоря, считают время до Закона, во время Закона и при его милости.
Бернард представил новую трактовку, соединив первые два века и отнеся третий век к Страшному суду. Он переименовывает их, называя соответственно: «При Адаме, при Христе и вместе с Христом», цитируя в качестве авторитета Осию: «Спустя два дня он оживит нас, и на третий день он вознесет нас».
Иоахим оказался одним из тех тысяч искренних и набожных людей, которые почувствовали, что под руководством чрезвычайно коррумпированной в то время Церкви Христа не достичь вершин земного совершенства. Основываясь на теории, что время Закона представляет Правление Отца, Евангельский Закон — Правление Сына, он надеялся на то, что наступит третий земной век — Век Любви и Милости под эгидой Святого Духа.
Сочинение Иоахима стало основой широко распространившихся церковных беспорядков, прежде всего в Италии. Предлагались многочисленные даты наступления третьего века. Повсеместно была принята собственная теория Иоахима (пока эта дата не пройдет), что Бенедикт предтеча, Иоанн Креститель, а Страшный суд настанет в 1260 году.
Перед нами относительно качественный расчет гипотезы, что «все вещи располагаются по порядку и в соответствии с числом».
Время между Адамом и Иисусом обозначается как 42 поколения, делится на три периода по 14 каждый. Считая 30 лет сроком, равным одному поколению, они образуют сумму в 1260 лет, обозначающую собой век. Число 30 подкрепляется описаниями жизни Христа, который начал проповедовать в 30 лет. Число 1260 обнаруживается в Откровении: «А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога, чтобы питали ее там тысячу двести шестьдесят дней» (Откр., 12: 6). Высказывание соотносится со словами Иезекиля: «День за день, день за год Я определил тебе» (Иез., 4: 6). Оно может быть воспринято как пророчество. Дата предполагалась как время наступления Страшного суда.
В таких предсказаниях четко проявляется представление о том, что символическое воплощение числа стало рассматриваться реальностью, бесспорной и окончательной. Иннокентий III благочестиво вычислял появление Христа на земле после Воскрешения.
Ему удалось пересчитать 10, но он чувствовал, что должно быть 12, число, в первую очередь связанное с Христом, который добавил Заповеди к Декалогу и выбрал 12 учеников. Следовательно, он заявляет, что должно быть два других, не упомянутых, пришествия, возможно Павла и Богородицы.
Практическое воплощение архитектуры обычно предполагает наличие в структуре церкви семи столбов. «Все же, — заявляет Дуранд, — они называются семью». «В данном случае число столбов не определено подсчетом. Столбов семь, вовсе не благодаря подсчетам человека, но из-за Божественного откровения, ведь «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его» (Притч., 9: 1). Здесь мы видим семь излияний Святого Духа.
Исидор аналогично выводит численность земных племен: 15 от Иафета, 31 от Хама, 27 от Сима, всего же 73 или, скорее, как он заключает и показывает подсчет, 72, «как многие языки начинают существовать по всей земле».


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
 Заголовок сообщения: Re: Средневековая числовая философия
СообщениеДобавлено: 16 дек 2017, 15:00 
Администратор
 


Зарегистрирован: 15 мар 2013, 21:26
Сообщений: 44088
Откуда: из загадочной страны:)
Медали: 66
Cпасибо сказано: 9929
Спасибо получено:
101844 раз в 28406 сообщениях
Магическое направление:: Руническая магия
Очков репутации: 73944

Добавить
В подобных и схожих утверждениях отражается концепция числа скорее как абстракция, символ, идея, часть философской системы, но вовсе не как сумма конкретных единиц. Вера в число оказалась столь непреложной, что особая дата Судного дня воспринималась очевидным предзнаменованием. В это верили сильнее, чем в положение, что семь веков мира на самом деле не ознаменовались никакими событиями, затем вера в число 7 как символ космического периода утрачивается. Если факт не совпадает с архетипическим образцом, в этом его вины нет. Вот почему Альберт Великий продолжал называть Судный день «не тем, который, как некоторые ошибочно полагают, после семи тысяч лет завершит семь веков мира. Поскольку неизвестно, и об этом знает только Господь, когда он наступит. Как говорится у Матфея: «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один». Однако он называется восьмым по двум причинам. Во-первых, потому, что следует после этой жизни, которая делится 4 и 3. Ведь тело человека состоит из 4 наклонностей, 4 элементов. Во-вторых, с точки зрения души существуют 3 силы или мощи, с помощью которых управляется духовная жизнь человека. Из сказанного следует то, что называется восьмью, являясь сущностью жизни, управляющей кругом из 7 дней».
Руководствуясь тем же принципом абсолютной веры, святой Гутлак в конце жизни был вынужден заявить: «Суть моей болезни в том, что дух может уйти из этого тела, поскольку на восьмой день наступит конец моей болезни». Здесь Гутлак произносит буквальное пророчество, озвучивает и вносит вклад в собственное вдохновленное видение Вечной Истины.
Один из самых пространных числовых символизмов обнаруживается в священной экзегезе, которая неуклонно выстраивается на традициях Филона Иудейского и Августина, как всякий толкователь, повторяющий своих предшественников и иногда добавляющий собственные комментарии. Аллегорическая тенденция породила обычай обсуждения любого приводимого абзаца в свете четырех «духовных теологии»: исторической, аллегорической, тропологической и аналоговой.
В соответствии с этой схемой Иннокентий III комментирует четыре исторические реки Рая. Благодаря аллегории реки истины означаются, текут от Христа через четырех евангелистов или от Моисея через четырех главных пророков. В моральном смысле они представляют четыре основные добродетели. Аналогичная интерпретация указывает на четыре благословения, которые орошают Рай: простоту, невозмутимость, знание, наслаждение.
«Так тоже, — [замечает Исидор], - другие числа появляются в Священном Писании, чья суть является не чем иным, как экспертом в том искусстве, которое может широко говорить о значении. Она также гарантирует зависимость в некотором смысле от науки чисел, поскольку мы с помощью ее узнаем, который час, подсчитываем ход месяцев и узнаем время возвращающегося года.
Через число нам становится ясно, как поддержать порядок. Отнимем число от всех вещей, и они погибнут. Отнимем счет у мира, и все погрузится в невежество, равно как никто не узнает путь, по которому он идет и отличается от остальных животных».
Во многих случаях числовое толкование Священного Писания производит результаты, не сильно отличающиеся от первоначальных намерений автора. С другой стороны, вера в то, что ни одно слово или число в Священном Писании не было избыточным, позволяет перейти к самой запутанной тайне, в которой никакой головоломки не существует.
Когда Бонавентура писал «Комментарии к Евангелию от Луки», он натолкнулся на предложение: «В тот же день двое из них шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус» (Лк., 24: 13). Оказалось, трудно превзойти искусность уменьшения 60 фарлонгов до 7050 шагов, или 7 1 /2 мили, указывая, что они были уверены в могиле, но сомневались в воскресении, уверены в 7, но сомневались в 8!
Требовался схожий тип изобретательности, чтобы обнаружить семь обращений в Иисусовой молитве, семи Заповедях и семи добродетелях у Луки (6, 7), семи дарах Святого Духа у Исайи (11: 2–3) и множество других разбросанных по Септуагинте, таких как семь путешествий Христа или семь излияний его крови, семь таинств, семь частей богословия, семь скорбей Девы Марии, семь слов Христа на Кресте.
Стремление к цифровой аллегории проводится через средневековую проповедь, которая зачастую всего лишь развернутое толкование отрывка из Священного Писания. Такова книга проповедей Гонория из Отёна, самое популярное в Средневековье руководство по проповедям.
Гонорий Отёнский (Августодунский, Затворник, ок. 1090 — ок. 1156; монах и писатель) применяет два закона любви Матфея (22: 37–39), чтобы объяснить известное деление десяти заповедей на две таблицы в 3 и 7.
Первая таблица содержит три заповеди, имеет отношение к любви к Господу в сердце, в сознании и душе.
Другая из семи, касается любви к ближнему. Из них три относятся к душе, а четыре — к телу. Подобным же образом разъясняется чудо с хлебами и рыбами, ставшее излюбленной темой проповедей.
Поскольку эти символические числа играли важную роль в Вечном Образце, они и оказались значимыми в форме и структуре Церкви Небесной. Отсюда следует, что их надо распознавать в структуре церковной службы и памятниках Церкви на земле.
Таким образом, «застывшее красноречие» архитектуры соборов во многом символизирует красноречивость числа, благодаря которому совокупность столбов, ворот и окон выполняется со значением. Так, к алтарю всегда ведут три ступени или число им кратное. Купель для крещения восьмиугольная, поскольку 8 — число спасения.
При освящении собора центральная дверь Царских врат трижды окроплялась святой водой, зажигались 12 свечей, трижды воздавалась благодарность небесам. Три глухих стука сопровождали открывание двери, после чего четыре крайние части крестообразной структуры трижды окроплялись, равно как семь алтарей. 12 священников в День Христа проносили Христы по четырем частям церкви.
Все церковные службы устраивались в соответствии с числовым символизмом. Считалось, что месса состоит из семи частей, или служб. Полная епископская процессия проводилась семью служителями, указывая на семь даров Святого Духа. Затем следовали понтифик, семь иподьяконов (символ семи колонн мудрости), семь дьяконов (согласно апостольской традиции), 12 священников (по количеству апостолов) и три псаломщика с ладаном (три волхва).
Знак креста, «который утверждает четырехмерный мир», всегда обозначался трижды, выражая веру в Троицу, и 6 подъемов креста, символизируя бренность мира. Первый чин включает три креста — тройное деление Времени до Закона (от Адама до Ноя, от Ноя до Авраама, от Авраама до Моисея).
Второй чин символизирует время при Законе пятью крестами Пятикнижия. В третьем чине, времени Милости, благословляют хлеб. В четвертом чине пять крестов обозначают пять ран. Троица принимается в пятом чине через три креста. Шестой чин вбирает пятикратную страсть через пять крестов.
В целом каноне проводятся 23 знака креста, 10 для Закона в Ветхом Завете, 13 указывают на добавление веры в Троицу, 10 + 3, ведя к Новому Завету. Знак производится тремя пальцами, которые, умножаясь на 23, выводят всю сумму к 69. Позже, вместе с Pax Domini еще три знака над потиром, чтобы 72 завершить языки мира. Sic tragicus noster pugnam Christi populo Christiano in theatro Ecclesiae gestibus suis repraesentat.
Перед нами описание, которое тщательной числовой разработкой далеко превосходит намерения создателей порядка службы. По этой причине оно типично свидетельствует о постоянном изменении и изысканности числового символизма, намерении находить числовое значение повсюду, координируя Троицу, Заповеди и дары Духа, язык мира по абсолютной догматической нумерологии, не предполагающей права на апелляцию.
Стремясь закрепить 15 в 15 ступеньках храма, выявили 15 Псалмов Давида (Пс, 120–124 — «Песнь восхождения»). Учредили церковные праздники (Septuagesima, Quinquagesima, Pentecost), канонические часы, псалмы, наказания. Обнаружили, что сами епископские одеяния изысканно символизируют «времена» мира и бесчисленных духовных и материальных богов.
В меньшей степени философия числа отразилась на науке и псевдонауке Средних веков. Роджер Бэкон также был уверен в секретах Природы: «Математика является вратами и ключом, который святые обнаружили в начале мира… который всегда использовался всеми святыми и мудрецами более, чем всеми науками» (Opus majus).
Торндайк делает вывод из его умозаключения:
«Грамматика и логика могут наслаждаться музыкой, ответвлением математики в просодии и убедительных периодах. Категории времени, места и качества требуют для изучения знания математики.
Математика должна подчеркнуть другие предметы, потому что по природе представляет самое элементарное начальное и легкое для обучения. Более того, все наше чувственное знание принимается во времени и пространстве, в количественном плане является математической мерой, что делает ее более желательной, чем другие исследования, прибегающие к ее помощи».
С точки зрения факта количество математики и особенно разновидность мистической математики, которую мы рассматриваем, зависит во многом от конкретного ученого. Торндайк обнаружил несколько примеров науки почти свободной от числового мистицизма, но в основном все науки унаследовали смешанные цифровые истины, скажем четыре элемента, и все они стремились поддержать свою эффективность с помощью астрологии и нумерологии.
Бэкон отмечает, что, «если лекарь не сведущ в астрономии», его медицинское искусство будет зависеть от «случайности и удачи». В физике Гроссетест придерживается точки зрения, что «высшее тело» состоит из формы, материи, композиции и структуры. Форма представлена числом 1, материя 2, композиция 3. Структура сама по себе представлена 4. Образуя тетрактис (1+2 + 3 + 4 = = 10), они показывают, что «всякое целое и совершенная вещь составляет десять».
Средневековая наука была настолько гипотетичной и малонаучной, что требовалось особое воздействие, чтобы ее числа не вызывали насмешек. В алхимии основным символом химических перемен стали дракон или саламандра, пожирающие свой хвост, так образовался круг, имеющий мистическое обозначение из трех слов и семи букв (все в одном), иллюстрируя тем самым единство 3 и 7, чья сумма поочередно возвращалась к единению декады.
Кроме того, встречались четыре перемены вещества, семь цветов планет, пятый элемент квинтэссенции, три главные стадии, 10 процессов и бесчисленное магическое 7. Томас Воэн в XVII веке добавил к сущности алхимии и астрологии значительный каббалистический загадочный, мистический фольклор со свободной примесью неоплатонизма. Тем не менее он остается верным принципу Безусловного Единства, когда заявляет:
«Зная, что каждый Элемент троичен и эта троичность является выражением автора и печатью, которую Он наложил на свои Сознания. Как бы то ни было, каждое образование три в одном и одно в трех… Теперь он знает, что эти три полностью совпадают с несколькими ступенями или связями — ибо он совершенно законченный чародей. Во-вторых, вам следует знать, что каждый элемент двойственен. Эта двойственность, или смятение, именуется бинарностью.
Благодаря ей существо изворачивается и падает из своего первоначального Гармонического Единства. Следовательно, вы должны вычитать дуаду и затем уменьшить магическую триаду «Тетрадой в крайнюю простоту Единства» и, как следствие, привести «в метафизическое единение с Верховной Монадой».
Медики также озаботились наукой цифр. Отойдя от своей концепции равновесия четырех настроений, они вполне смогли соединить числовые заклинания с фармакологией. Или приписать порошки нечетными числами, полагая, что так добьются большей эффективности. Выпаливая тираду против своих главных врагов, лекарей, Монтень замечает: «Не стану говорить о нечетном числе их порошков».
«Определяя судьбу пациента на основании дня луны, когда болезнь овладела им, связывали случившееся с определенными сферами жизни и смерти, возведя это в правило в начале Средних веков. в этих числах день луны соединялся со вторым числом, полученным числовым определением букв, образующих имя пациента.
Вычислив значение имени добавлением к нему греческих чисел, представленных составляющими буквами, и затем добавив день луны, делили на сумму некоего заданного делителя и искали частное [в Сферах судьбы]».
Даже в самой астрологии вычисление гороскопа предполагало различные более или менее сложные манипуляции, включавшие умножение и деление с помощью астрологических чисел. Как отмечает епископ Анри Авраншский (ум. примерно в 1260 г.), «астрологи обнаруживают тайны вещей благодаря своему искусству иметь дело с цифрами, воздействуя на движение звезд и, с помощью звезд, перемещая Вселенную». Существовала даже возможность обнаружить с помощью нумерологии знак для каждой личности, представлявшей собой методику гадания на основе необычайного привлечения сочетания пифагорейства, гематурии и обычной математики, но я не стану вдаваться в эти подробности.
В реальности принципы всех наук во многом были идентичными, поскольку медицинская наука частично магия, иной раз сложно было определить, где кончалось одно и начиналось другое. Со стандартной средневековой точки зрения науку могли определить как знание космических тайн, магию же — как применение этого знания для контроля или предсказания действий природы. «Космические тайны» в этом смысле включали все (градации космоса, от Интеллектуального до Адского миров, последний полагалось заклинать, первый — принуждать. — Ред.).
Благодаря всем этим обстоятельствам халдео-вавилоно-ассирийский Восток стал самым плодотворным источником европейской магии. По общему мнению, восточные волшебники обладали оккультной властью над обыкновенными людьми, не говоря уже о том, что объединили астрологическую, алхимическую, математическую, научную и псевдонаучную информацию, обычно неизвестную на Западе.
Очевидным подтверждением стал явный факт, что боги старых религий превратились в дьяволов новой. Боги гностиков, собранные из культового множества Востока, обеспечили столь многие адские силы для Церкви Христа, что справиться с ними не представлялось возможным.
Следовательно, с Востока выводятся, полностью или частично, многие действенные числа магических искусств, в особенности число 7. Неразбериха халдейской магии во многом вытекала из пропорции семи недоброжелательных богов или призраков. Вавилонские Плеяды, египетская Хатор стали в указанном плане семью дьяволами Средних веков, находившихся в близком родстве, но совершенно отличных от семи смертных грехов.
Именно семь дьяволов, а вовсе не семь грехов обучили Пьетро д’Абано семи искусствам. Чтобы справиться с семью демонами, способными нанести любой вред, от головной боли до импотенции или смерти, их связывали с помощью семи узлов на платке, шали или поясе. Эта традиция распространилась повсеместно. В «Естественной истории» Плиния содержится информация об этом веровании, она также встречается в таких общедоступных средневековых книгах магии, как «Меч Моисея» и «Ликатрикс».
Однако, если дьявольские числа могут пробуждать дьявольские силы, подобное действие способны оказывать и священные цифры, что проявляется с помощью двух различных рассуждений. Одно из них, стимулируемое манихейством и аверроизмом, воспринимает ад как точную копию неба. Согласно другой теории дьявол подчиняется Господу и, следовательно, может сдерживаться священными символами. Соответственно, в Malleus maleficarum («Молоте ведьм») отмечается, что «следующие действия проводятся против ливней и бурь. В огонь бросают три градины, произнося заклинание Само Святой Троицы, повторяют три раза «Отче наш» и Ангельское приветствие, вместе со словами из Евангелия святого Иоанна «В начале было Слово». Далее крестное знамение в сторону четырех сторон света. Наконец, повторяют три раза «Слово делается плотью» и три раза «Пусть слова из этого Евангелия рассеют эту бурю». Неожиданно, если буря вызвана колдовством, она прекратится… Ему же надлежит связать произведенное действие, на которое надеялся, с Дьявольской волей».
Таким образом, магические формулы повторялись трижды, в честь Троицы или антитроицы. Многие демоны изображались с тремя головами. Заговор Спенсера оказался совершенно ортодоксальным:


Затем возьми трижды три волоса с ее головы,
Их трижды обвяжи тройным шнурком,
И вокруг отверстия горшка обвяжи нить,
И затем, произнеся определенные слова тихим голосом и повторив их громко,
Она трижды призовет девственницу,
Приди, дочка, приди, плюнь мне в лицо,
Плюнь трижды на меня, трижды плюнь,
Нечетное число для этого дела подходит больше всего.


Сам христианский крест считался столь же действенным, как и любая магия, магические круги часто описывались с помощью круга, в виде «X». Джон Эвелин видел такую метку на руке служанки. Даже пифагорейская или астрологическая сила числа могли опираться на теологические выводы, пентаграмма подкреплялась отсылками на крест или пять ран Иисуса.
Сказанное стало редким, но единственным основанием, обеспечивающим возможности любых заданных магических действий. Магический круг («Ничто не следует предпринимать без круга») имел как астрологическое (подобно зодиаку), так и пифагорейское значение (в виде геометрического символа десяти).
Вместе со своими возможностями крест предшествовал христианству. Число 7 считалось не только дьявольским, оно обладало возможностями пифагорейцев, принадлежало к тому же к категории нечетных чисел, которые всегда поддерживались более мощно, чем четные. «Пожилая няня» из «Королевы фей» знала, что Нечетное число для этого дела подходит больше всего.
Бесспорно, мирянин воспринимал все астрологические числа как магические. Автор Les Faits merveilleux de Vergnle («Лучшие подвиги Вергилия»), возможно, позиционировал себя совершенно таинственным, когда заставлял своего героя создать дворец с четырьмя углами, внутри которых можно было услышать то, что произносилось в четырех кварталах Рима.
Другой замок в Риме имел ворота, изготовленные из 24 железных листов, выкованных 12 кузнецами. Когда волшебник состарился, он велел своим людям убить его, разрубить на мелкие кусочки, голову на четыре части, солить все в бочке в течение девяти дней, после чего он воскреснет молодым.
Действительно, самыми «могущественными» числами в магии, похоже, считались 3, 4, 5, 7 и 9. В «Черной книге Соломона» магический круг в диаметре составлял девять футов, внутри их полагалось нарисовать четыре пентаграммы. Агриппа также предположил фигуру креста, потому что «он имеет особые соответствия с самыми могущественными числами 5, 7 и 9» и «также является самой богатой фигурой из всех, содержащей 4 прямых угла».
Агриппа Неттесгеймский в XVI веке испытал влияние Каббалы, однако, как следует из сказанного, сходится со средневековыми магами во мнении о могущественных числах, бывших старше, чем любая Каббала или средневековая магия.
Каждое из чисел, отмеченных нами, использовалось в восточных, гностических, христианских, астрологических или пифагорейских определениях. Состоящее из четырех частей использовалось частично ради его астрологического значения, частично из-за пифагорейской «правильности» и частично потому, что таким образом осуществлялась невыразимая таинственность Тетраграмматона.
Число 9, состоящее только из всесильного 3, несло в себе множество признаков. Его античность восходит к великой египетской Эннеаде, напоминающей, с точки зрения пифагорейцев, «Эннеаду» Плотина, заслуживает благорасположение тройной триады ангелов и одновременно заручается поддержкой дьявола, предположительно представленного в Ветхом Завете правителем Огом, бывшим высотой девять кубитов.
Вместе с введением арабских чисел к числу добавилось математическое качество честности. Как и саламандра, оно меняло форму, однако, часто удваиваясь, всегда восстанавливалось.
Именно от уникального поведения этого целого зависело «правило девяти». «Число, делящееся на 9, сохранит аналогичное напоминание, как сумма его длины, поделенная на 9». Правило, известное как «вызывание девяток» ради проверки точности умножения, основывалось на данном качестве. Оно трактовалось следующим образом: пусть два числа будут представлены 9 а + Ьи9 с + d них производным в виде 3, тогда получим
Р = 81 ас + 9 bc + 9 ad + bd.
Отсюда Р/9 имеет напоминание, идентичное bd/9, и, следовательно, является суммой меры длины Р, делясь на 9, дает тот же остаток, как и сумма меры длины bd, когда делится на 9. Если данная триада не является таковой, умножение будет произведено неточно. Практически же bud без труда обнаруживаются из суммы меры длины двух чисел, умноженных друг на друга.
Самым известным свидетельством неопровержимости этого превосходного символа служат слова трех ведьм в «Макбете»:


Остальные — под рукой
Веют к разным берегам,
По различным округам
Мореплавательных карт.
Иссушу его, как тень,
Сон ему ни в ночь, ни в день,
Не сомкнет нависших век,
Изведется человек;
Девять девятью седьмиц
Будет чахнуть, бледнолиц.
Корабля не потоплю,
Но волнами истреплю[10].


Магические свойства 5, возможно, в конечном счете восходят к персидской религии, где оно имело первостепенное значение. На Востоке связанные с крестом эмблемы воспринимались как «пятиконечные», пересечение перекладин образовывало пятую установленную точку, которую включала Ригведа, содержа отсылки на четыре направления и «там».
Соответственно, 5 превратилось на Востоке в священное число, точка зрения распространилась, скорее просочилась, далее на Запад, проявившись в магии, зороастризме, манихействе и других частях восточного учения. В Египте пять совершенных кругов стали символом для «Дневного света и великолепия».
Магическая сила 5 доказана у Плутарха в Ei at Delphi, где тот объяснял, что пять точек «Е» и есть факт, что эта буква пятая в египетском, финикийском, греческом и латинском алфавитах. Мнение, наряду с его позицией у Оракула, придавало числу 5 огромную власть над всем. Как и 9, благодаря своим достоинствам повторения при умножении, 5 оказывалось вечным числом.
Благодаря широте своих значений крест обычно использовался в магии как метафорическое обозначение числа, однако более точным символом оказалась «печать Соломона», пентаграмма, или пятиконечная звезда. Ее свойства точно совпадали с качествами фигуры 5, ибо, как и узел любовника, она бесконечна и тем соответствует «круглым» свойствам числа.
В отличие от креста пентаграмма, похоже, имела исключительно магическое значение. Ее появление на щите Говейна больше соотносится с магией Зеленого рыцаря, чем с приписываемой ему христианской и рыцарской коннотацией.
Признают, что фигура является печатью Соломона, однако скорее несет абстрактную истину, нежели свои традиционные магические силы. Она отражает веру Говейна в пять вещей, которые проявляются пятью способами. Говейн безупречен в своем благочестии, не отказывается от пяти пальцев, верует в пять ран и пять радостей Девственницы, его находят в пяти добродетелях.
Похоже, поэт намеренно накопил множество христианских пентаграмм, чтобы точнее соответствовать мифологическим признакам христианского героя. Если автор в основном заинтересован в подобных моральных и духовных пентаграммах, у него имелись основания не выбирать другую, более подходящую пятиконечную эмблему — крест, не столь значимый магический символ.
Стоит отметить, что христианские качества добавлялись для укрепления возможности пентаграммы, поскольку первоначальное значение этого даже не предполагало. Никоим образом из этого не следует, что Говейн являет иной пример христианизации светского мифа. Следовательно, первоначальная история более сходна с мотивом борьбы двух чародеев, нежели с историей о христианском рыцаре.
Отметим, указанный аспект истории не вступает в противоречие с языческой интерпретацией, предложенной мисс Уэстон. Она указывает, что пентаграмма — одна из четырех мастей Таро, то есть, как и сегодня, относится к инструментам черной магии.
Гадания и черная магия принимали различные формы, на которых здесь не стоит задерживаться, следует только заметить, что они использовали в своих ритуалах магические свойства чисел, а одна из форм, гадание, полностью основывалась на таинствах десятичной системы.
Очевидно, числовая наука в Средние века последовательно проникала в мир науки и религии. Для необразованных и относительно неученых числовые мистерии и общепринятые числовые объединения, должно быть, принимались обыденно, или к ним относились с подозрением, как обычно бывает с простым человеком по отношению к образованным.
Когда Джон Скелтон писал, что «Господь — это то, что один, два и три», он вовсе не утверждал доктрину, а просто повторял общее положение. Когда в той же поэме «Дреды» описывал «утонченных личностей на нашем корабле», самым примечательным оказывалось то, что они нумеровались как «четыре и три», а не как Данбар мог бы добавить к готической литературе времени «Танца семи смертных грехов».
Вследствие подобного наследия мы инстинктивно продолжаем говорить о четырех ветрах и пяти чувствах, как если бы порядковые числа оказались неотделимыми от существительных.
В Средние века перечень подобных числовых образований был бесконечен. От Гиппократа до Шекспира читатель никогда не беспокоился о семи веках.
В интерлюдии «Человечество» находим эвфемизм «в наши дни»: «Помни мою разбитую голову во время поклонения пяти звукам» (ранам). Он стоит рядом с нечисловым эвфемизмом: «туловищем Петуха» как клятва «крестом Христа», как обозначение «Святой Троицы».
От обычного человека не ожидалось ничего иного, кроме подобных наивных повторений и использования «магических» чисел в заговорах. Метафизическая глубина разнообразила их, как всегда, вместе с индивидуальным подходом, и даже в совершенном сознании Данте числовая философия рассматривалась как нечто простое.


Tu credi che a me tuo pensier mei
da quel ch’ ё primo, cosi come raia
da un, se si conosce, il cinque e ’1 sei.


Ты веруешь, что мысль твоя стремится
Ко мне из Первой так, как пять иль шесть
Из единицы ведомой лучится[11].


Следовательно, даже авторы, использовавшие символические числа, оказались неизбежно связанными непогрешимостью Божественного промысла, или «наукой», или философской медитацией.
Описание Божественного города в «Жемчужине» насыщено числовой символикой. Сказанное вовсе не означает, что автор или читатель обязательно осознавали их значение, поскольку, по общему признанию, их большая часть просто цитаты из Апокалипсиса, сохранявшие свою сакральность.
Менее откровенным, но в равной степени очевидным по своему духовному обязательству является известное письмо пресвитера Иоанна одному христианскому правителю.
Его описание индийского царства, состоящее из 72 племенных провинций со своими правителями, включает такие чудеса, как сорокаметровые великаны, 12 воинов, поедающих людей, разновидность источника молодости в трех днях пути от Рая, зеркало, охраняемое 3000 воинов, семь подчиненных ему правителей.
Логично предположить, что предрассудки и суеверия, которые всегда сопровождали числа, были необычайно сильными в то время, когда в изобилии бытовали заговоры, любовные зелья, яды, привороты и заклинания. Многие из них включали молитвы или проповеди священника и использовались наравне со священными реликвиями.
Хотя численная символика разбросана по страницам практически всех средневековых сочинений, необходимо определить, особенно в светской и ненаучной литературе, различие между ее использованием в философских и научных сочинениях и в повседневной жизни.
Касаясь последнего, не следует искать более изысканного объяснения, чем предрасположенность людей повторять общеизвестные вещи. Современное человечество продолжает четко обозначать привычку моделировать сумму как 3, 5, 7, 10 или легко выставляет множитель 5 и 10, но вовсе, например, не 4 или 6. В век, когда числа владели умами, этот обычай проник во все области средневекового европейского христианства и науки. Эпос, хроники, героические поэмы, романсы окрашены числами, вытекающими из указанных источников.
Как всегда, числа, кратные 5 и 10, стали основными. Использование 15, 40 и 120 более привычно тогда, чем даже сегодня, благодаря достоинствам и возможному литургическому и научному использованию. Таковы 15 псалмов как половина 30. Продолжающийся 40 дней Великий пост является третью зодиакального круга (120 = 3 х 40).
Соперничая в популярности с десятичным ограничением, проявились астрологические числа, всегда включавшие кратные числа, использовавшиеся приблизительно тем же самым образом, когда Роланд хвастался, что нанесет 700, а может быть, и 1000 ударов.
Выражение «двенадцать месяцев» было, по крайней мере, столь же распространено, как и «год». Вытекающее из привычного обращения иного, чем десятичное, ограничение привело к случайному появлению таких необычных круглых чисел, как 24 (также астрологических) и 48.
Распространение азартных игр с подсчетом «очков» сделало 60 и 120 такими же распознаваемыми круглыми числами, как 50 и 100. Повсеместная триада, теперь не только «статистическая», но и весомая в теологической коннотации, легко превратилась в излюбленное число Средних веков.
Без того, чрезмерно подчеркивая очевидность, стоит вспомнить три шкатулки в «Венецианском купце» и три фразы брата Бэкона, повторяющего три измерения времени. В «Песне о Роланде» Оливер трижды умоляет Роланда протрубить в рог. Когда наконец ему это удается, Роланд трубит именно три раза. В третий раз император поворачивает.
Из-за постоянного появления символических чисел, как просто удобных границ, мы почти всецело начинаем зависеть от контекста, стремясь найти символический ключ. Сказанное прежде всего верно по отношению к тому случаю, который я назвал имитационным символизмом: использование знакомых целых чисел не только в качестве особенных символов, но «атмосферы» с целью обеспечить мистическую тональность благодаря их общей коннотации.
В «Хронике Сида» всегда участвуют в советах или приносят клятвы 12, 24 или 40 персонажей. При этом условии совет приобретает явно большую силу, клятва становится более обязывающей, когда санкционируется памятью 12 апостолов, 24 старейшин или сорокадневным периодом поста.
Также и рождение Тристрама на третий день путешествия позволяет предвосхитить без всякой символики печальную смерть нашего Господа. С другой стороны, факт, что Тристрам узнал о семи искусствах, затем о семи видах музыки и вскоре после этого купил семь птиц, должен быть определен рассказчиком, равно как и слушателем, восхищенным количеством морей, планет, дней недели, мудрыми людьми и т. д. Ту же формулу можно назвать поэтической манерой времени и рассмотреть как семь спящих Эфеса, семь мудрых мастеров, семь лет Тангейзера в Венисберге, семь лет мучений святого Георгия.
В подобной сумеречной зоне символизма особенно важно увидеть в первую очередь интерпретации такой значительной цифры, как 7. Каждая из семи вышеприведенных групп размещается в соответствии с неким особым значением или целым числом. Нелогично предполагать, что любая связь, но по крайней мере общая производится рассказчиком или слушателем истории.
Особенно неуловимы астрологические 12 и 24, ставшие круглыми числами, когда календарь приобрел особое значение. Они щедро одарены христианской коннотацией, при этом сохраняя первоначальный астрологический подтекст. В мабиноге «Хозяйка фонтана» в соответствии с часами суток действуют 24 прекрасные дамы. Полагаю, здесь использована ассонансная рифма. Роджер Лумис в «Кельтских мифах и легендах о короле Артуре» пишет о происхождении истории от солнечного мифа.
Группы из 12 настолько широко распространены даже среди первобытных племен, что трудно вывести определенное основание происхождения 12 пэров Франции. С точки зрения индоевропейцев, двенадцатимесячный год, наряду с 12 днями, благодаря которым солнечный год превышает лунный, дюжина должна быть удобным круглым и, в большинстве случаев, священным числом, устроенным благодаря небесному движению или традициям 12 апостолов.
С другой стороны, точное совпадение дюжины, 12 месяцев и 12 апостолов в христианских странах делает взаимосвязь между ними неизбежной. В Pelerinage de Charlemagne a Constantinople («Паломничество Карла Великого в Константинополь»), сочинении начала XII века, отношения между лордами и апостолами устанавливаются особым образом. Увидевший Шарля и лордов еврей сообщает патриарху:


Вошли в монастырь двенадцать князей,
Хотят креститься как можно скорей!
С ними тринадцатый — всех красивей:
Сам Господь Бог, как я уразумел.
Господь с дюжиной апостолов всей.


На том же основании утверждение Лота: «В финальной битве с Люцием многое сделали для того, чтобы разделить его армию на двенадцать батальонов, каждый с командующим из сенаторов или из королевского рода, в то же время в армии Лота находилось двенадцать королей» — самая слабая привязка Лумиса в цепочке сходств войны Артура и Люция с реальной историей (кельтские легенды о короле Артуре).
В светских текстах далеко не всегда упоминаются одни и те же числа, достаточно вспомнить рыцарей Круглого стола. Второе соображение касается дюжины, слишком часто избираемой для советников, компаньонов или лидеров, делая, таким образом, число 12 в любом отношении примечательным. Рассмотрев множество источников, связанных с Артуром и Карлом Великим, Лумис пришел к выводу, что число рыцарей смоделировано по образу и подобию 12 апостолов.
Как я полагаю, знаменитое несчастливое 13 и особенно представление о «тринадцати за столом» некоторым образом связано с той же традицией. Эрнст Бёклин попытался доказать, что суеверие широко распространилось со времен Гомера. Правда, это результат его описания случаев, когда несчастья, как говорят, происходят с одним из тринадцати.
Сам же я не верю в то, что данное свидетельство имеет силу, поскольку число не является несчастьем, равно как нет оснований именовать его несчастливым. Первое серьезное упоминание «несчастливое тринадцать», которое я смог найти, произошло с Монтенем: «И мне кажется, что меня следует извинить, если я скорее исключу нечетное число, чем четное… если я скорее составлю двенадцать или четырнадцать человек за столом, чем тринадцать. Все подобные привязанности теперь оказывают на нас влияние, по крайней мере, заставляют с ними считаться».
Связь числа 13 с поклонением волхвов привела к тому, что средневековые богословы возвели его в ранг священного, отсюда вывод, что «несчастливость» 13 — распространенное суеверие, отстоящее от «науки чисел».
Напомним, три волхва пришли, чтобы увидеть Христа, когда тому исполнилось 13 дней. Согласно методике гаданий Торндайка, День Господень, воскресенье, обозначается числом 13.
Петрус Бунгус считается первым арифмологом, обнажившим вредоносную сущность данного числа. Он сообщает, что евреи во время Исхода из Египта пробормотали 13 раз против Господа, 13-й псалом связан с колдовством и коррупцией, обрезание Израиля случилось на 13-й год, не достигнув удовлетворения закона, и евангелисты определяются цифрами 10 и 4.
Что же касается 11, это число греха, оно вне 10 заповедей, как 13, и вне 12 апостолов. Следовательно, hic numerus Judaeorum taxat impietatem («это число (выражает) злодеяния евреев»). Отсутствие какого-либо объяснения наводит на мысль о том, что это опасное представление навязывалось священнику как болезненная и неубедительная интерпретация заповедей + Троицы.
Указание Монтеня о суеверии как модном направлении уводит его происхождение назад по крайней мере к Средним векам.
Одновременно число 13 связано с почти традиционным 12. Самым ранним по времени случаем считается добавление 13-го месяца, который, как утверждает Бёклин, воспринимался противоречивым и несчастливым. Вебстер иногда подтверждал справедливость сказанного. Имеет место незначительный фактор, а вовсе не традиция, однако, какой бы шаткой ни была, в устной форме она относится к Средним векам. Это лучше, чем вездесущее 13 лунного и менструального циклов, придающих ему зловещую окраску или, по крайней мере, непопулярность.
Одновременно в фольклоре данное число связалось с дьявольскими искусствами. У Фауста в «Чудесном искусстве и книге чудес, или Черном вороне», как полагали, число 13 составляет Адскую Иерархию. Это, возможно, астрологическое 13, поскольку Ворон — 13-й символ в добавленном месяце года — в равной степени обозначает форму Луны.
Так, в каббалистическом фольклоре могут представить 13 соответствий Святой Бороды астрологического происхождения, магической согласно общему представлению. В Британии 13 стали ассоциировать с колдовством. Возможно, по той же причине или потому, что включение лидера в любую группу 12 превращает ее в группу из 13, как, похоже, происходит в церемонии друидов. Ведьминский ковен обычно состоял из 13 или кратного числа ведьм.
Заметим также, суеверие особо упоминается Монтенем в связи с присутствием 13 за столом. Здесь, бесспорно, прослеживается связь с последней трапезой. Остается только удивляться, насколько сильно данный мотив приковал внимание к 13-му несчастливому месту. Верно, данное место было пусть и благословлено, при этом опасно и отчетливо несчастливо для неверного.
Явно перед нами не просто отгадка, хотя кресло обычно предназначалось правителю. Карл Великий в «Паломничестве», владыка в чертоге Богов в Гладсхейме и Персиваль в Nostre Sire Модены оставляют свободное место Иуде. Возможно, таковы намерения автора Модены, ведь переписчик и обыденное сознание полностью связали его с Иудой.
Встречаются разновидности числового символизма: атмосферный, традиционный, суеверный, наиболее распространенные в светской литературе Средних веков. Открытый символизм редок и, поскольку почти всегда объясним, следует признать, слишком сложен для широкого использования.
В Gesta Romanorum речь о том, как король помещает своего брата в глубокую яму на троне с четырьмя прогнившими ножками. 4 человека с саблями, нависающими над головой, окружают несчастного.
Затем король велит привести музыкантов и принести еду, после чего спрашивает брата, в чем причина его печали. И после очевидного ответа объясняет, что печаль схожа с его собственной. Хрупкое кресло — его трон. Его тело, как предполагают, состоит из четырех элементов.
Яма олицетворяет ад. Над ним нависает сабля Божественной справедливости. Спереди — сабля смерти, сзади — греха, справа расположился Дьявол, слева — черви, вознамерившиеся терзать тело после смерти. В данном случае действительно требуется объяснение, но вряд ли для следующего случая:
«И затем он [Король Баи] сорвал 3 листа травы во Имя Святой Троицы.
Два лезвия [меча] повелевают рыцарю быть слугой нашего Господа и его Народа. [Активная и созерцательная жизнь связывается с двумя заповедями Христа, любовью к Богу и ближнему, образуя самую общеизвестную дуаду Средних веков]».
И в «Лэ о ясене» Марии де Франс рассказывается, как Дама, которую порицают за рождение близнецов, положив их у подножия ясеня около аббатства, умоляет Господа о Милости. «Это было прекрасное дерево, толстое и покрытое листьями, оно делится на четыре сильные ветви». «Четыре сильные ветви», согласно контексту, явно указывают на то, что ясень символизирует крестообразный храм.
Также справедливо, что преобладание символических чисел, использовавшихся только как круглые, затрудняло понимание числовых намерений, требуя дополнительных пояснений. В нижеследующем примере, похоже, многократное 7 — явно отсылка к семикратному покаянию или семи стадиям созерцания:
«Когда Артур, прославленный король Англии… провел двенадцать разных битв, завоевав третью часть земли и устав от своих военных подвигов, в старости решил вести спокойный образ жизни, направил свои военные привычки на божественные книги небесного созерцания. Именно это сделало его известным в мире, так что другие благословляли мир за то, что он пришел.
Семь лет прошли в спокойных, тихих размышлениях, семь лет никто не слышал звуков восхитительных барабанов, равно как семь лет он не собирал трижды достойных рыцарей у Круглого стола».
Даже здесь нет гарантии того, что символ, вероятнее всего, широко распространенное клише. В «Истории жизни Карла Великого и Роланда» Жана Тюрпена приводится сравнение Роланда, раненного в пяти местах, с Христом, символом Божественной защиты, данной Карлу, когда солнце оставалось неподвижным в течение трех дней, в то время как преследование язычников продолжалось.
Сравнение слишком смелое, если бы не таинство трех в одном в той же книге и сама книга Тюрпена, друга и секретаря императора.
Таковы достаточно слабые и распространенные отголоски традиции, которая более или менее проявляется в высоких образовательных сферах. Во всех перечисленных случаях число представляет собой символ только во вторичном смысле. Пять ран Карла Великого ассоциируют с пятью ранами Христа, не затрагивая глубину проблемы, касающейся значения числа 5.
Строго говоря, числовой символизм относится более к метафизике, чем к тропам или аллегориям. Это язык Вечных Истин, а не конкретной реальности. В таковом качестве он практически не ставит цель «усиления и классификации опыта», пока поэт не начинает писать ради ограниченной аудитории тех, кто «способен его понять».
В отличие от более объективных средневековых символов (Пеликан=Христос), абстрактное число окружено мистикой, к которой можно подобрать ключ лишь с помощью совершенной метафизической эрудиции. По этой причине подобные числовые отсылки, как в случае с массовой и народной литературой или, в порядке исключения, у Данте, мы видим как туманные отголоски условных знаков науки, философии и теологии.


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 2 ] 

Часовой пояс: UTC + 3 часа [ Летнее время ]



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Перейти:  



Последние темы





Официальные каналы форума:

Наша страница в Vk

Наш канал Яндекс Дзен

Наш телеграм


Банеры

Яндекс.Метрика
cron

Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group
GuildWarsAlliance Style by Daniel St. Jules of Gamexe.net
Guild Wars™ is a trademark of NCsoft Corporation. All rights reserved.Весь материал защищен авторским правом.© Карма не дремлет.
Вы можете создать форум бесплатно PHPBB3 на Getbb.Ru, Также возможно сделать готовый форум PHPBB2 на Mybb2.ru
Русская поддержка phpBB