Текущее время: 29 мар 2024, 01:25


Начать новую тему Ответить на тему  [ 1 сообщение ] 
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Свейдн Бергсвейнссон
СообщениеДобавлено: 19 окт 2020, 00:30 
Модератор
Модератор
 
Аватара пользователя


Зарегистрирован: 28 мар 2013, 19:07
Сообщений: 6624
Откуда: Санкт-Петербург
Медали: 31
Cпасибо сказано: 1004
Спасибо получено:
3241 раз в 1589 сообщениях
Магическое направление:: рунническая магия
Очков репутации: 14264

Добавить
Свейдн Бергсвейнссон
Sveinn Bergsveinsson (1907–1988)
Неземная любовь
Himnesk ást

Ты спрашиваешь, чего это я сижу, подперев щеку кулаком и уставясь в пространство? Я размышляю о любви, которая бывает только на небесах. Ах, ты недоверчиво хмыкаешь, не веришь, что закоренелый материалист вроде меня может сподобиться такого чувства? Я докажу тебе обратное. Было время, когда меня прямо лихорадило от любви, какая бывает только на небесах, хоть я и не мерил температуру. Случилось это десять лет тому назад в одной из деревушек, вернее, в одном из торговых поселков. До чего же величаво она шла между двумя рядами домов, составлявшими деревенскую улицу. Классические черты лица. Если бы в свое время она попалась на глаза Торвальдсену1, я уверен, у нас было бы одной статуей Венеры больше. Пышная грудь, бедра — все как надо. А ноги, бог ты мой! До сих пор слюнки глотаю при одном воспоминании, хотя меня трудно заподозрить в людоедстве. Я знаю, такие ноги зовутся в народе подпорками, но это совсем не то слово. Икры полные, посередине довольно плоские, едва заметной покатостью переходящие в лодыжки — на манер лыжной горки для начинающих. Перед чем я никогда не мог устоять, так это перед мягкостью линий. Признаюсь, именно поэтому у меня никогда не лежала душа к кубизму и прочим угловатым формам, где бы они ни проявлялись, в том числе и в женских ногах. Мне случалось видеть ноги в буграх и вздутиях, что твоя морковь, но — довольно об этом.

Она шла мимо — уверенно, гордо и спокойно. Мне казалось, вся работа в поселке должна была прекратиться, когда она проходила по главной улице. Я, во всяком случае, откладывал свою работу в сторону, и нередко моему примеру следовали пять, а то и десять других парней.

Ты небось не знаешь, как познакомиться в деревне с молодой девушкой? Это совсем не простое дело. В деревне не познакомишься где-нибудь в кафе или на танцах, не станешь набиваться в друзья к ее приятелям, рассчитывая, что тебя пригласят в гости, не будешь бродить за ней по пятам и выслеживать, точно преступника, чтобы в нужный момент подскочить и подать упавший платок или что там еще она может выронить. Никаких кафе там нет и в помине. А подбираться окольными путями к ее друзьям — все равно что вывесить на самом большом фонарном столбе в поселке объявление о ее розыске, будто это не девушка, а пропавшая лошадь. Подкарауливать же девушку, перебегать с места на место, высматривая ее, было бы и вовсе безумием. В деревне, да и в торговом поселке тоже, люди и так выслеживают друг друга, словно сыщики. Вот и приходится исхитряться по мере сил. Рассчитывать можно только на собственную изобретательность. Ну, а коли завлек девушку, я уж не говорю, обручился с ней, считай, что ты в тихой заводи и можешь сколько угодно потешаться над менее искушенными. Ничего не попишешь, жизнь есть борьба и осталась таковой и после того, как я добился этой девушки. А я ее действительно добился, насколько можно было добиться девушки такого типа. Ты хочешь, чтобы я рассказал, как это было?

Так вот, мы гуляли по поселку из конца в конец, все вечера напролет, я и она, всё зная друг о друге и в то же время не будучи знакомыми. Обычно я вытаскивал на эти прогулки своего приятеля, порой не дав ему даже времени смыть как следует грязь после рабочего дня. Обо мне самом и говорить не приходится. Я хватал его за плечо со словами: «Вон она», а она проплывала мимо нашего окошка под руку с подругой, величественная и прекрасная. Мы принимались ломать голову, куда они направятся. Если они повернут за угол, можно выйти им наперерез с противоположной стороны. Они поворачивали, и мы шли им навстречу, споря о тоннаже судов, стоявших у местного причала. Поравнявшись, мы исподтишка оглядывали друг друга, смотрели и в то же время не смотрели — ну, ты сам знаешь: скользишь этак взглядом, словно преступник, замышляющий кражу со взломом. Не знаю, возвращались они потом к предмету своего разговора, прерванного нашим появлением, или нет, но мы, во всяком случае, больше не вспоминали стоявшие в гавани суда.

Так продолжалось из вечера в вечер. Все мы через это проходим. Одно только вызывало у меня ужасную досаду. Я чувствовал себя точно рыболов, на глазах у которого форель плывет мимо крючка. Девушки исчезали с нашего горизонта часов в десять, как раз когда наступало самое упоительное время. Я по натуре не полуночник. Но каково видеть, как добыча ускользает из рук! С этим трудно примириться. Интересно, что бы ты делал на моем месте? Лично я предпочитал заняться выяснением причин столь целомудренного поведения, нежели укладываться в постель и сочинять там бессмертные любовные поэмы. Выяснить мне удалось следующее. Жила она вместе с отцом, он вообще-то был столяр-краснодеревщик, но не гнушался и плотницкой работой, когда подвертывалась возможность. Злые языки, правда, утверждали, что дома, к которым он приложил руку, все до одного стоят слегка набекрень. Как бы там ни было, дочь удалась ему на славу, а это в данном случае гораздо важнее. Похоже, древняя мудрость неспроста гласит, что некоторым людям лучше всего удается то, что ни капельки от них не зависит. Мать ее несколько лет назад умерла от туберкулеза. К тому времени я проштудировал изрядное количество детективных романов и знал, как важно собрать достоверные сведения. Любая деталь, даже самая незначительная, могла оказаться решающей. Сын, то бишь брат Дудды — ее звали Дуддой, полное имя Гейртрудур, — жил в чердачной каморке. Еще там был жилец, учитель пения по имени Йоун Магнуссон, как явствовало из овальной таблички белого фарфора, прибитой к входной двери. Однако, насколько мне удалось установить, в эту дверь никогда не входил и не выходил ни один ученик. Кроме того, была еще служанка, носившая титул экономки — кстати, ты но замечал, что служанку найти гораздо легче, если в объявлении сказано, что вам нужна экономка? Эта пожилая, в прошлом светловолосая, веснушчатая женщина с неизменным старанием выполняла свои обязанности и, скорее всего, даже не подозревала о том, какое сокровище живет с ней под одной крышей. Так я размышлял над собранными фактами и, должен признаться, в итоге только еще сильнее терялся в догадках. Сколько и ни ломал голову, до причины я так и не докопался. Неужели она привыкла так рано ложиться спать? А может, страдала куриной слепотой? Но ведь лето уже близилось к концу! А что, если она помолвлена? Видишь, сколькими причинами можно объяснить одну-единственную простую вещь. И как я потом убедился, ни одна из них не была истинной.

Честно говоря, вряд ли я сумел бы подойти к ней на расстояние выстрела, если бы провидение самым неожиданным образом не протянуло мне — позволю себе сказать «нам» — руку помощи. Признаться, я всегда трушу, когда предстоит очутиться лицом к лицу с женщиной или еще с кем-нибудь, кого необходимо подчинить своей воле. Тут, брат, требуется исключительная осторожность. Тебе, я думаю, знакомо, как нужно обращаться с молоденькими необъезженными кобылками. Смотришь в сторону. Прикидываешься, будто думаешь совсем о другом. Подходишь сбоку. В высшей степени осторожно. Если заметишь испуг или беспокойство, сразу останавливайся. Главное — терпение. В нужный момент хватаешь руками за шею — и теперь пусть брыкается сколько душе угодно. С девушками все точно так же. Потихонечку, сбоку. Только бы не спугнуть чрезмерной назойливостью. Остальное придет само собой. Время позаботится. Ну конечно, нужно немножечко удачи, чуть-чуть благосклонности провидения. Разве можно ни с того ни с сего подойти к девушке из булочной в три часа дня и предложить проводить ее домой? Нет, надо дождаться удобного случая, знать, в какой момент следует выступить на сцену, — вот в чем искусство.

Итак, в один из холодных дней на исходе лета провидение нам улыбнулось. Дул свежий ветер, временами порывистый. Поселок, где происходило дело, тянулся вдоль длинной косы, уходящей в море. С одной стороны косы был залив, на другом берегу которого располагался крупный окружной центр. Оба пункта поддерживали между собой оживленную связь. Поселок получал из центра молоко и другие продукты, не родившиеся на его песчаной почве. В тот день двое подростков решили прокатиться по заливу на крошечной лодчонке. Подозреваю, что парус для своей лодки они перед выходом в море стащили с другой, больших размеров. Как бы там ни было, мы увидели лодку, когда она, перевернутая, уже лежала на боку. Этот день навсегда врезался мне в память. И вовсе не потому, что лодка перевернулась. Надо было видеть жителей деревушки. Один за другим они сбежались к берегу, чтобы дрожать там от холода. Кто-то спускал на воду лодку, точно не помню кто. Впервые я увидел жителей поселка всех разом. Надо сказать, сборище было довольно пестрое. В толпе я увидел ее, она поднималась на цыпочки, чтобы лучше видеть. Я стоял немного поодаль, стоял неподвижно и смотрел, не обращая на нее никакого внимания. Заметив меня, она инстинктивно отступила назад. Я продолжал внимательно разглядывать лодку. Знаешь, чтобы не задать деру в решающую минуту, нужны крепкие нервы. В такие вот моменты человека иной раз охватывает, скажу я тебе, не то какая-то душевная леность, не то чувство бессилия, хочется бросить все к чертям собачьим, убраться потихоньку прочь и возблагодарить удачу за то, что все же устоял перед искушением. Нет, холодный рассудок необходимо обуздывать, если хочешь прислушаться к голосу природы в самом себе. Эта игра стоит свеч.

Вскоре по толпе пробежала новая волна, и стало еще теснее, оттого что зевак все прибывало. Между домами на единственной улице поселка места было в обрез. И ее притиснули ко мне. Любые сокровища мира я готов был отдать за эту минуту. Мы взглянули друг на друга и улыбнулись. И все. Мы уже не могли остановиться. Я что-то произнес, кажется: «Что-то случилось?» Помнится, она ответила: «В первый раз вижу такую толпу». Она не вспылила, не напустила на себя неприступный вид, но и не сдала позиций с первого же захода. Так между нами и завязался разговор. На море я больше не смотрел. Если не ошибаюсь, один из парней утонул. Мы с ней потихоньку выбрались из толпы и пошли на окраину поселка, где, разумеется, не было ни души, а через минуту уже рассказывали друг другу о себе. Не знаю, как тебя, но меня этим расшевелить легче всего.

Поселок остался позади. Мы вышли к берегу, изрезанному в том месте узкими обрывистыми мысами, как можно прочесть в моем учебнике географии. Все эти отвлеченные действия я рассматривал как прелюдию к длительному близкому знакомству. Навязчивость мне несвойственна. Должно быть, в этом и заключался главный просчет. Позже я убедился, что, если не сделаешь чего-нибудь сразу, значит, не сделаешь этого никогда. Заметь, первый же удобный случай — как правило, самый лучший. Вполне возможно, другие не разделяют моего мнения, но ты, думаю, согласен, что неведомое влечет сильнее всего. А потом свет меркнет. О чем мы с тобой говорили? Вечно я забываю тему разговора. Я расположился на уступе чуть пониже нее и с восхищением следил, как она жует стебелек аира, который только что сорвала. А как она улыбалась в ответ на чушь, которую я нес в любовном хмелю. Видел бы ты эту улыбку! Она лучилась нежностью, сочувствием и неземной безмятежностью, точно небо на закате. Такая улыбка появляется у человека на лице, когда ему лень о чем-нибудь думать. Одно воспоминание об этой улыбке до сих пор согревает мне сердце. Что она говорила? Да, помнится, немного:

— Мне пора домой. О чем я только думаю?

— Прямо сейчас? — спросил я, верный своей роли. Мы просидели там уже больше часа.

— Да, мне надо домой. Ведь никто не знает, где я и что со мной.

— Но мы еще встретимся?

Она только взглянула на меня и улыбнулась.

После этого мы часто встречались. И как не встретиться в маленьком поселке? Тут не требуется никаких особых ухищрений — это тебе не большой город, где назначаются свидания под часами в определенное время, хотя бы уже потому, что там вообще не было уличных часов, которыми можно воспользоваться для этой цели.

Мы без конца бродили по окрестностям поселка, разговаривали или молчали, а тем временем в нас росла любовь. Разумеется, мы — то есть я — никогда о ней не упоминали. Обязанность сделать первый шаг, произнести первое слово лежит на нас, мужчинах, если чему-то суждено во что-то вылиться. Мы гуляли по поселку, за околицей, забирались в горы, у подножия которых лежал поселок, выплывали в море. И все это были поставленные на научную основу эксперименты, хладнокровные расчеты, с помощью которых я надеялся запустить в конце концов когти в свою добычу. Ибо, если вы уже помолвлены, какой смысл без конца карабкаться с возлюбленной по скалам, слоняться по лавовым полям и болотам?

Я учил ее правильно грести. Сначала весла у нее не доставали до воды. Потом она била ими по воде плашмя, или же они почему-то начинали выскакивать из уключин. Между прочим, вся эта чушь гороховая выходила у нее чертовски мило. А когда я, желая ей помочь, сел рядом и взялся одной рукой за рукоять весла, а другой, естественно, обнял ее за талию, она сказала:

— Греби со своей стороны, я сама справлюсь.

Вот такая она была во всем. Ее душа, твердая как сталь, скрывалась за семью засовами в девичьем тереме с железными решетками на окнах. И вместе с тем — дивная мягкость талии. Мне ничего не оставалось, как позволить ей колотить веслом по воде и заливаться от натуги краской. Зато какой гордостью вспыхнули ее глаза, когда она наконец вдруг сообразила, как надо грести. Она была счастлива, с головой уйдя в свое новое занятие, и мне пришлось последовать ее примеру. Да, Тоуроддур, жизнь полна трагизма.

Первую попытку я предпринял, когда только-только начался отгон овец с горных пастбищ. Это я хорошо помню, потому что незадолго до того приехал из деревни, до отвала наевшись перед отъездом каши с изюмом и баранины. В те дни на лугах уже резали овец. Ах, что за овцы — сущие агнцы божий! Не припомню себя в более радужном настроении, чем тогда. Уписывать баранью грудинку с нежнейшим, точно бархатным, мясом, высасывать сок из малейшего углубления в косточке, хлебать изумительно наваристый суп, в котором плавают соблазнительные кусочки мяса и курдючного сала, — какое наслаждение! Да, те времена давно миновали и позабылись, разве что слюнки сглотнешь при воспоминании. Даже шампанское вряд ли привело бы меня в столь веселое расположение духа, к тому же по дороге домой, в сумерки, мне посчастливилось встретить ее. Я бодро шагал, переставляя свои тощие ноги, обутые в тесные сапоги, на мне были узкие брюки для верховой езды, она шла рядом, пышная, свежая, словно только что распустившийся розовый бутон. Мой необычный костюм, по-видимому, как-то странно на нее подействовал: она вдруг очнулась от всегдашнего восхитительного безразличия и перевела разговор на более личную тему.

— Ты еще долго здесь пробудешь? — В ее голосе мне послышалось некоторое волнение.

— Пока не знаю. Еще не решил, может, до середины осени, а может, и до зимы. — Я сказал так нарочно, понимаешь, мне хотелось проверить, до какой степени это ее волнует.

— А куда ты потом уедешь? — продолжала она. В душе я ликовал: стало быть, все идет как надо. Суп и вареная баранина совершенно меня опьянили.

— Думаю, сперва съезжу домой, а потом, очень скоро, вернусь обратно, ведь у меня здесь осталось еще много работы, — ответил я.

Отъезды, прощания, разлука обыкновенно рождают в душе печаль и умиротворение, даже если вы отпускаете от себя всего лишь наемную работницу по окончании летнего сезона или продаете овцу или лошадь, годную разве что на убой. В такие моменты людям кажется, будто они на миг приобщились к вечности. Однако к Дудде это никакого касательства не имело. Нет, она только еще больше притихла и стала еще больше похожа на королеву.

Я проводил ее до дому. Ни в доме, ни возле дома не видно было ни души. Я стоял по эту сторону порога, она — по ту. Рука у нее была плотная, мягкая. Обычно она пожимала мою руку один раз и затем высвобождала свою осторожно и вежливо, словно боялась обидеть. На сей раз я задержал ее руку в своей подольше. Я чувствовал, что сердце у меня в груди прыгает, будто хочет выскочить. Когда она попыталась высвободить руку — правда, медленнее, чем всегда, но это уже ее дело, — я крепко сжал ее ладонь и притянул девушку к себе. Конечно, она не могла видеть в темноте, каким огнем горели мои глаза.

— Нет, — сказала она. — Не надо.

Я не заметил, что разделявшая нас дверь была уже наполовину прикрыта, и, когда я потянул ее за руку, вместе с ней подалась и дверь.

— Дудда, — сказал я. Одно слово, но я постарался вложить в него всю свою любовную тоску и преданность, после чего отпустил ее руку. Освободившись, она снова приоткрыла дверь, точно в знак признательности за то, что я не повел себя как разъяренный зверь, произнесла: «Спокойной ночи», и дверь захлопнулась.

Не знаю, пользуешься ли ты душем, Тоуроддур, и случалось ли тебе вместо спокойной, равномерно теплой струи внезапно ощутить на своем теле ледяные капли. Или, если у тебя достаточно богатое воображение, представь, что ты собака, которую окатили ушатом воды, и ты поймешь мое тогдашнее состояние. Не скажу тебе, положил ли я брюки и рубашку на обычное место, но в ту ночь я решил: хватит, с меня довольно. Самым разумным было бы собрать манатки и смыться отсюда.

Но ночь творит чудеса, исцеляет раны и сглаживает обиды. Если бы не ночь, в мире наверняка было бы вдвое больше самоубийц, и я оказался бы в их числе. Утром человек возрождается, воскресает из мертвых. Небо ясное и голубое, и, вдыхая прохладный утренний воздух, человек ощущает приток новых жизненных сил.

Конечно, уже на следующий день я, как мог, развлекал Дудду и ее подругу Аусту. И когда я обнял за плечи Аусту, а это мог сделать каждый, я обнял и Дудду — вот так мы и ходили, обнявшись. Но сам понимаешь, все мои чувства были сосредоточены лишь в одной руке. Тела, которое было с другой стороны, я не ощущал вовсе, хотя это тоже было девичье тело. Когда вечером мы поднимались на холм, где жила Дудда, Ауста обронила на дороге цепочку от часов. Она уверяла, что цепочка золотая, а я утверждал, что из меди. Ауста страшно рассердилась и оттолкнула меня.

Я взял обеих девушек под руки, опустился на обочину дороги и потянул их за собой, говоря, что лучше всего дождаться рассвета. Они стали вырываться. Ты ведь знаешь, каково бороться с женщинами. Сплошной визг и шелест юбок. Прямо как сражение с ветряными мельницами. И вместе с тем — что может быть притягательнее! Увертывания и прикосновения-неприкосновения. Словно противоположно заряженные пластинки дверного колокольчика — соедини их, и раздастся звонок.

Только в раю Адам пробыл недолго. В свете луны мы увидели широкоплечего мужчину, направлявшегося в нашу сторону. Вначале я не придал этому значения. Какое мне дело до полуночников, пусть себе бродят, где хотят. Но мои девушки отнеслись к его появлению не столь безразлично. Не успел я оглянуться, как Дудду точно ветром сдуло, она уже спешила навстречу незнакомцу. Они остановились поодаль и о чем-то разговаривали. Недоумевая, я переводил глаза с моего сокровища на Аусту. Ты же знаешь, как может растеряться человек, застигнутый врасплох, ну, скажем, известием о том, что земля перестала вращаться. Ауста наклонилась к моему уху и прошептала:

— Уже десять часов. Он пришел за ней.

— Он? Кто это он? — взвился я, точно рассерженный кот.

— Конечно, папаша ее, кто же еще. — Ауста как будто даже обиделась на меня за то, что я этого не знаю. У меня и отлегло н не отлегло от сердца, потому что они явно собирались уходить. Дудда сдавленным голосом произнесла: «Спокойной ночи», и они шагнули в ночь, оба плотно сбитые, статные. Цепочка, по всей вероятности, нашлась, во всяком случае, Ауста могла шарить по земле, сколько ей вздумается, желания тормошить ее у меня теперь было не больше, чем у дохлого тюленя.

Скучнейшее занятие — быть другом или подругой чьих-то возлюбленных. Такого человека неизбежно оттеснят на задний план. Только ведь не каждого устраивают вторые роли.

По правде говоря, я не знаю, что об этом думала Ауста, но она пригласила меня к себе на чашку кофе, сказала, что кофе уже засыпан в кофейник, что живет она вдвоем с матерью, которая уже давно спит. Я решил, что печаль можно с таким же успехом утопить в кофе, как и в чем-либо другом, и мы пошли к ней.

Что до меня, то я никогда не вступал с друзьями своих друзей в чересчур близкие отношения. Они могли быть дружелюбными, но не больше. В этих случаях всегда остается какая-то незримая стена. Ты не замечал, как люди тщетно пытаются преодолеть ее и в конце концов срываются каждый на свою сторону? Помнится, я тогда как раз пришел к этому открытию, но решил в него не углубляться и уселся на диван, вместо того чтобы развлекать Аусту разговорами, пока она будет возиться с кофейником. Она разрешила мне тренькать на пианино сколько вздумается, так как ее мама спит как убитая. «Мировецкая тетка», — подумал я и принялся размышлять над невеселыми событиями сегодняшнего вечера.

И тут, на диване, меня вдруг осенило, дружище. Думаю, апостол Павел — тогда он еще звался Савлом — пережил в Дамаске меньшее потрясение, чем я в тот момент. Впрочем, я не настаиваю на этом утверждении. Но когда на человека нисходит откровение, его пронзает какой-то удивительный ток. Мне вдруг сделалось абсолютно ясно, почему после десяти вечера Дудда непременно должна была сидеть под замком. Бедняжка Дудда! Теперь она уже вызывала во мне скорее жалость, чем любовь. Но все равно это было теплое чувство. За те минуты, пока Ауста разжигала под кофейником огонь, напевая песенку из репертуара Марлен Дитрих, я открыл, что здесь налицо пресловутый Эдипов комплекс: ну, словом, когда отец безумно влюблен в собственную дочь и не может позволить ей любить другого. А в таких случаях послушной дочери остается одно из двух: либо спать со своим отцом, либо навеки отказаться от личного счастья. И хотя это звучит не слишком-то заманчиво, Дудда, конечно же, предпочла последнее. В подобных обстоятельствах поневоле становишься пессимистом.

Мы начали пить кофе, и Ауста подсела ко мне на диван. В жизни я не встречал более чуткой девушки. Она всячески старалась отвлечь меня от мыслей о моей потере. Расспрашивала о том, как мне здесь нравится, где я успел побывать и так далее, и тому подобное. Я отвечал в основном «да» или «нет». Так мы просидели до двух часов ночи. Чтобы не сползти на пол, я откинулся на подушки, а Ауста прислонилась к моему плечу. Время от времени она заглядывала мне в глаза, трясла за плечо и говорила, что влюбленные — самые большие зануды на свете. Я встал, обнимая ее за плечи, просто чтобы опереться на что-то. Как ты можешь себе представить, я еле держался на ногах. Она была жесткой и твердой на ощупь. Недоставало мягкости, округлости линий. По правде сказать, вечером я этого не заметил. Пока я вставал, она так тесно прижалась ко мне, что я снова рухнул на диван. Мы ведь всего-навсего мужчины и остаемся ими всегда, даже в таких печальных обстоятельствах. Ни под каким видом не упускать удобный момент, в особенности если перед тобой молодая, благосклонная к тебе девушка, — это у мужчин в крови. Ну, я поцеловал ее и поблагодарил за кофе. Но как-то лень было сразу же после этого подняться.

Помню, в конце концов я стряхнул с себя одурь и ушел, а Ауста с растрепанными волосами стояла в дверях и махала мне на прощанье. Ты ведь знаешь, как мало нужно, чтобы женская прическа растрепалась.

Что было дальше? В нашей округе начался осенний отгон овец с горных пастбищ. Как человек со стороны, я в нем не участвовал. Видел ли ты более изумительное зрелище, чем растекающиеся по склонам к низинам овечьи стада? Они вливаются в долину, точно ручьи и реки в озеро. Это называется сбор. В самом этом слове чувствуется что-то осеннее. Дудда не захотела лазать по горам. Так мы и остались одни во всем поселке. Мы достали лодку и поплыли на ту сторону фьорда. Я старался не встречаться с Дуддой глазами и все время высматривал на берегу кого-нибудь из загонщиков. Но никого не увидел, кроме тех, что пасли овец возле домов, а это все были люди, не стоящие внимания, сопливые девчонки да никчемные калеки.

Мы привязали лодку к большому камню на берегу. Дудда встала на борт и хотела прыгнуть на сухое место, суденышко накренилось, и я еле успел схватить ее в охапку. Что за божественный миг! Я чуть не упал обратно в лодку.

— На сушу не так-то просто выбраться, — сказал я, в награду за что получил улыбку и горящий взгляд.

— Надо же быть такой неуклюжей, — произнесла Дудда. Некоторые девушки, заметь, так умеют извиняться за собственную неловкость, что она уже и неловкостью не кажется.

Через несколько шагов мы очутились в маленькой долине, склоны которой были сплошь изрезаны мелкими промоинами. Долина была маленькая, неглубокая и, казалось, вилась между камней, точно море в шхерах. На всей природе лежал такой по-осеннему грустный отпечаток впустую прошедшей молодости, что у меня сжалось сердце. Как знать, быть может, уже завтра разнепогодится и выпадет снег?

— Ты что, боишься? — крикнул я Дудде, видя, что она в нерешительности остановилась возле камней.

— Нет, — отвечала Дудда, по-прежнему не трогаясь с места.

— Сними туфли и иди в чулках, — посоветовал я.

— Ты думаешь, так будет лучше?

— Ну конечно. Но если хочешь, я вернусь назад и перенесу тебя.

Дудда сняла туфли и чулки. С женщинами всегда так, они все делают по-своему. У них на все есть собственные способы, либо обворожительные, либо препротивные. Чаще все же последние, ты не находишь?

Ну вот, значит, поднимаемся мы с ней по круче. Да, чуть было не забыл, перед этим она довольно долго копалась, снова надевая чулки. Ах, ее икры. Не меньше сорока сантиметров в окружности, плавно сужавшиеся к щиколотке. Дорого я бы дал за счастье погладить эти икры, но мне так и не довелось этого сделать. Да.

Мы присели на камни, а сперва искали редкие травы, которые растут в скалах. Не помню, нашли мы что-нибудь или нет. Помню только, что я взял руку Дудды в свою, пощекотав ее сначала стебельком аира. Для чего-то ведь создал бог эти стебли.

— Дудда, — сказал я. Больше я ничего не сказал. Вместо этого сделал еще одну попытку. Но она не отвечала.

— Почему ты не хочешь поцеловать меня? — спросил я. Помню, я очень рассердился. — Неужели я тебе совсем не нравлюсь? Ведь мы с тобой так много времени провели вместе этим летом.

— Я поцелую только того, кого объявят моим женихом, — вспыхнув до корней волос, сказала Дудда. Она складывала из камешков треугольник, причем довольно правильный.

— А если я попрошу тебя стать моей невестой?

— Но ведь ты уезжаешь. Я даже не знаю, вернешься ли ты сюда когда-нибудь.

— Дудда! Ты прекрасно знаешь, что я вернусь. Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя здесь одну, если мы будем помолвлены?

Ты ведь знаешь, чего только не обещают влюбленные. Конечно, с тех пор я больше там не показывался. Случая не было. Так сложилась судьба.

— Но хоть немножко я тебе нравлюсь? Скажи откровенно? — Уж конечно, мы со всей непримиримостью требуем полного отчета. У нас, видишь ли, будто бы даже появляются какие-то права на другого человека, неважно, что, быть может, мы собираемся натянуть ему нос.

— Да, — едва слышно произнесла она.

Случалось ли тебе услышать такое «да»? Это же полнейшая капитуляция, поражение из поражений. Это значит, что тебя уже нет, что ты превратился в какую-то совершенно иную человеческую личность. Это победа, но она слишком неожиданна, чтобы можно было ею воспользоваться.

— Дудда. — Глубоко тронутый, я не знал, что еще сказать. Но мне показалось, что уж теперь-то я могу обнять ее. Она сидела неподвижно, словно… ну, хотя бы уступ, служивший нам скамьей.

Да. Как видишь, я все ж таки начинал смаковать победу.

— И ты уверена, что не забудешь меня к тому времени, когда я вернусь?

— Нет.

Она не выдержала и заплакала. Ты видел когда-нибудь, как плачет рослая, статная девушка? Представь себе дом во время землетрясения. Когда плачут маленькие девочки, все выглядит иначе. Так и хочется сказать: «Ну перестань же, детка. Все это пустяки. Дай я вытру тебе щечку». А тут вдруг перед тобой плачет рослая, статная девушка! Больно смотреть. Она плачет всем телом, и, даже если душа больше уже не плачет, тело еще содрогается от рыданий.

Я вытер ей слезы носовым платком, и она положила голову мне на грудь. Мы долго сидели молча. Когда любовь так печальна, слова не идут на ум.

— Дудда, дорогая, — сказал я, осторожно поворачивая голову, чтобы видеть ее лицо. — Я непременно вернусь, если только ты будешь помнить обо мне. — Она взглянула на меня своими большими глазами, серьезно и торжественно, точно королева, а королевой девушка становится только от любви. Потом сказала, подчеркивая каждое слово:

— Неужели ты думаешь, что я смогу тебя забыть? — И качнула головой, раза четыре, а может, и пять, медленно и убежденно. Я придвинулся к ней ближе, теперь-то ничто этому не мешало. Мне казалось, что до некоторой степени мы уже помолвлены. Я помню все так ясно, словно это было вчера. Она взглянула мне в глаза с нежностью и довернем любящего существа, и мои губы потянулись было к ее губам, чтобы скрепить поцелуем священный обряд, но она увернулась и сказала:

— Нет, не надо, прошу тебя. Когда ты вернешься. Потому что, если ты не вернешься, мне будет очень, очень тяжело.

И надо же! Больше я не пытался поймать ее губы. Не потому, что рассердился на нее. Наоборот. Моя любовь никогда еще не была столь сильной, как начиная с этого дня. Но Дудда решительно меня изменила. Я любил ее уже совершенно иначе, чем до сих пор.

До моего отъезда мы провели несколько дней, а может, и недель, почти не разлучаясь. Мы любили друг друга любовью, которую называют платонической. Я любил уже не ее тело, как раньше, а какое-то божественное существо, обитавшее в ее теле. Не знаю, право, что она любила во мне. Мне казалось, что моя душа недостойна ее. Так вот мы и любили друг друга любовью, которой чуждо все земное, до тех пор, пока не отплыл пароход.

Не думай, что я не вернулся туда оттого, что разлюбил ее. Нет, дело было совсем в другом. Мы переписывались всю зиму и все лето. Слали друг другу толстенные письма на густо исписанных листах, полные пламенных признаний, любовного томления, обещаний хранить верность. Но мне не удалось больше туда выбраться. Вместо меня послали другого. Согласись, судьбу человека определяет работа, место жительства, неблагоприятные стечения обстоятельств. При моей работе почти невозможно получить отпуск в летнее время, подходящее для помолвки. Или, может быть, ты думаешь, отец отпустил ее сюда, ко мне? Как бы не так, плохо ты знаешь его и его присных. Я уверен, именно он больше всех радовался моему отъезду. А время меж том идет и стачивает шипы, даже самые острые. Прошел год. Потом два. Конечно, я продолжал любить ее. И все же любовь уже не владела мной безраздельно. Я чувствовал ее лишь тогда, когда читал письма Дудды или писал ей. Под конец я уже не мог сделать этого без подготовки и вынужден был перечитывать старые письма, чтобы написать ей по-человечески. Если бы мне удалось тогда с ней встретиться, хотя бы увидеть ее, я был бы счастливейшим из людей. Тебе, старина, все это кажется странным, но таков уж я есть, ничего не поделаешь.

А затем любовь пришла во второй раз, а может, в третий или в четвертый, только теперь это была грандиозная и непреодолимая любовь, ну, ты знаешь, от такой любви люди женятся. Ах, живи мы вечно и везде сразу, мы могли бы любить всех женщин на свете — но что толку рассуждать о невозможном. Так-то, брат. Конечно, моя любовь к ней прошла, как только я женился. Порядочный человек забывает о таких пустяках, если намерен честно выполнять обязанности, возлагаемые на него обществом и благополучием семьи. А Дудда, между прочим, взяла и приехала в этот город. Старика, по всей вероятности, уже нет на свете: будь он жив, разве могла бы она позволить себе подобную свободу?

Нет, я действительно не ошибся. С письмом в руке я подошел к пароходу перед самым отплытием. За другую мою руку цеплялась моя старшая дочка. Конечно, я мог бы опустить письмо в почтовый ящик на углу, возле нашего дома, ведь письмо было написано заблаговременно, но, проведав о том, что мне надо отправить письмо, девчонка потребовала, чтобы мы вместе отнесли его на пароход. А у какого отца хватит духу в чем-либо отказать своей старшей дочери?

И вот я увидел Дудду. Она стала еще пышнее, пожалуй, даже располнела. Но белая кожа и классические черты лица были прежними. Она тоже была с ребенком на руках. Ты, может быть, думаешь, что отсюда в нашей жизни началась новая глава под названием «несчастная любовь» или «семейная трагедия»? Ничуть не бывало. Ничего похожего не случилось ни тогда, ни после. Добродетельный гражданин вроде меня не допустит подобных вещей. Мы издали, едва заметным кивком поздоровались друг с другом.

Почему же, черт возьми, я не подошел и не поздоровался с той, которая была моей первой любовью? Но нет, тому, кто попал в число добропорядочных граждан, столпов общества, не к лицу такие поступки. Или ты считаешь, что добропорядочный гражданин, исправно выплачивающий долги и налоги, может позволить себе все что заблагорассудится? Увы, дружище. Он обязан еще и быть примерным отцом семейства, и целовать жену, приходя домой и уходя из дома, и не забывать поблагодарить ее за завтрак, обед и ужин. Общаться он может только с теми людьми, о знакомстве с которыми известно его друзьям и начальству. Ему следует многое взвесить, прежде чем в присутствии сограждан и почтенных расфранченных дам бросаться к никому не известной девушке, здороваться с ней с радостным блеском в глазах, каковой приличествует только в тех случаях, когда его приглашают на дружеский обед с дымящимся бифштексом и супом из спаржи.

Я долго смотрел ей в глаза. Этого мне никто не мог запретить. А когда она увидела рядом со мной дочку, возле губ у нее появилась странная морщинка. И ее ребенок тоже был премилым. Мы словно представляли друг другу доказательства того, что оба спустились в конце концов на землю. Хотя, с другой стороны, девочка, которую она держала на руках, вполне могла быть дочерью кого-нибудь из ее родственников, живших по соседству.

Не пора ли нам налить, старина? Твое здоровье, Тоуроддур! Твое здоровье!

1 Торвальдсен, Бертель (1768–1844) — знаменитый датский скульптор.

Перевод: Светлана Неделяева-Степонавичене

Источник: Рыбаки уходят в море. Исландская новелла. Сборник. Пер. с исланд. — М.: Прогресс, 1980.

OCR: Busya

Himnesk ást — исландский текст рассказа (скан) на сайте timarit.is


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ 1 сообщение ] 

Часовой пояс: UTC + 3 часа [ Летнее время ]



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Перейти:  



Последние темы





Официальные каналы форума:

Наша страница в Vk

Наш канал Яндекс Дзен

Наш телеграм


Банеры

Яндекс.Метрика

Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group
GuildWarsAlliance Style by Daniel St. Jules of Gamexe.net
Guild Wars™ is a trademark of NCsoft Corporation. All rights reserved.Весь материал защищен авторским правом.© Карма не дремлет.
Вы можете создать форум бесплатно PHPBB3 на Getbb.Ru, Также возможно сделать готовый форум PHPBB2 на Mybb2.ru
Русская поддержка phpBB