Текущее время: 28 мар 2024, 19:49


Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 2 ] 
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: ГРЕЧЕСКИЙ МАГИЧЕСКИЙ РИТУАЛ
СообщениеДобавлено: 13 апр 2018, 15:02 
Администратор
 


Зарегистрирован: 15 мар 2013, 21:26
Сообщений: 44086
Откуда: из загадочной страны:)
Медали: 66
Cпасибо сказано: 9929
Спасибо получено:
101832 раз в 28404 сообщениях
Магическое направление:: Руническая магия
Очков репутации: 73943

Добавить
ГРЕЧЕСКИЙ МАГИЧЕСКИЙ РИТУАЛ

Израэль Регарди. Церемониальная магия: структура, подгот. и проведение ритуала / Израэль Регарди; пер. с англ. А. Осипова, и А. Блейз. — М.: Энигма, 2009. — 192 с.: ил.

Это эссе было написано более сорока пяти лет назад и впервые увидело свет в лондонском «Ок-культном обозрении». Не так давно Гарет Найт снова опубликовал его в своем замечательном альманахе «Новые измерения».

Я решил включить его в эту книгу не потому, что оно посвящено драматическому элементу в ритуале, но потому что в более широком понимании терми-на все ритуалы построены на принципах драмы. По крайней мере, эти принципы должны непременно соблюдаться, если мы хотим, чтобы ритуал был эф-фективным. Это подтверждает, в частности, выше-приведенный ритуал причащения, который осно-вывается на простых и фундаментальных формулах, приводящих к драматической кульминации.

Термин «драматический» подразумевает такой тип ритуала или церемонии, в котором принимают участие несколько человек — как это бывает в теа-тральных постановках. Прекрасным примером является описываемый в настоящем эссе ритуал, который основан на блестящем переводе «Вакханок» Еврипи-да, выполненном Гилбертом Мюрреем1. Обоснова-нию этой посылки посвящена большая часть эссе.

Однако здесь необходимо подчеркнуть, что я исполь-зую слово «ритуал» именно в контексте церемониаль-ной магии, а поскольку мой опыт в этой области так или иначе обусловлен пятьюдесятью годами работы по си-стеме Герметического ордена Золотой Зари и Алистера Кроули, то в мой инструментарий входят все церемони-альные методики и техники, описанные в этой книге.

На первый взгляд может сложиться впечатление, что методики эти не имеют ничего общего с театром. Однако, учитывая, что все атрибуты церемониаль-ной магии представляют собой технические средства, посредством которых, во-первых, происходит вызы-вание той или иной силы, а во-вторых, ученик подни-мает себя на более высокий уровень осознания, ста-новится совершенно ясно: все они играют в ритуале вообще — ив особенности в ритуале драматического типа — крайне важную роль.

Следует сразу же заметить (и замечание это призва-но прояснить сразу несколько весьма важных в кон-тексте нашей темы моментов), что, как указывается в тексте эссе, идеальным ритуалом драматического типа является Ритуал Младшего Адепта Золотой Зари. Что бы ни говорили исследователи лично о С.Л. Макгре-горе Мазерсе, нельзя отрицать, что именно его гению мы обязаны появлением на свет этой замечательной церемонии. Невозможно отрицать и тот факт, что в основе своей она была позаимствована из одного ран-него розенкрейцерского источника, как совершенно справедливо заявил Эллик Хоув, один из самых де-структивных критиков системы Золотой Зари. Однако спешу подчеркнуть, что как маг и как художник слова Мазере был ни в коей мере не обязан заимствовать из «Fama Fraternitatis» какие-либо иные материалы, кро-

ме соответствовавших его первоначальному намере-нию — подготовить ритуал посвящения как с церемо-ниальной, так и с драматической стороны. Вне точки зрения посвященного, каковым являлся Макгрегор Мазере, все это не имеет ни малейшего смысла. Непо-священный просто отмахнется от рассматриваемого предмета, и это вполне понятно, ибо с его ученой или академической точки зрения вся эта материя будет выглядеть просто нелепо и в конечном счете рано или поздно выставит его самого на посмешище.

Помимо довольно забавной книги Эллика Хоува, посвященной Золотой Заре1, можно привести и 60-лее приближенный к нам во времени пример того, сколь тщетной и неубедительной оказывается пози-ция непросветленного светского исследователя. Его являет нам труд Франсес Йейтс «Розенкрейцерское просвещение»2. Не так давно мне случилось обсуждать ее с одним моим ученым другом, от которого я услышал замечательный аргумент: «... Но зато книга так превосходно документирована!» О да, этого у нее не отнимешь! Документирована она и впрямь столь превосходно, что поневоле напоминает мне изуми-тельно забавную раннюю пародию Алистера Кроули на хорошо документированную научную книгу. Она озаглавлена «Правило исключенного третьего, или Опровержение скептиков» и помещена в томе I его «Собрания сочинений». Это диалог, в котором почти каждое слово снабжено сноской, не только раскры-вающей его значение, но и сообщающей псевдолите-ратурные правила его употребления. Сам по себе он просто уморителен. Я думаю, в самом начале XX века Кроули сделал весьма точное наблюдение, не утра-тившее своей актуальности и по сей день. Наукой тоже можно злоупотреблять — и именно это часто и происходит.

К примеру, Франсес Йейтс после весьма интерес-ного и информативного исследования некоторых эпизодов истории XVI и XVII веков, связанных с вза-имоотношениями между пфальцграфами Германии и английскими королями и предварявших возникнове-ние трех классических розенкрейцерских источни-ков, замечает:

«История о Христиане Розенкрейце, розенкрей-церской Братии и обнаружении волшебного скле-па с гробницей, в коей покоится основатель ордена, отнюдь не должна была, по замыслу ее сочините-лей, восприниматься буквально, как повествование о действительно имевших место событиях. Выду-мывая ее, они, очевидно, вдохновлялись легендами о погребенных и чудесным образом обнаруженных сокровищах — весьма распространенными как раз в алхимической традиции. Да и в самих манифестах есть достаточно подтверждений тому, что речь идет об аллегории или вымысле».

Аллегория — да, но аллегория чего? Спрятанного клада как такового? Или все-таки сокровища, скры-того в человеческом сердце, которое драматический ритуал — в том виде, в каком представлял его себе Мазере и некоторые другие специалисты, — при-зван открыть, поднять на поверхность и вознести к высотам?

Прозаическая научность Франсес Йейтс опуска-ется уже до полной бессодержательности во фразах типа «открытие двери гробницы служит символом открытия дверей в Европе».

Ну, разумеется, символом открытия дверей в Евро-пе — чего же еще! Временами Франсес пробуждается от этой академической пустоты и, кажется, осознает, что во всем этом может содержаться нечто неизме-римо большее, — но говорит об этом лишь вскользь, ибо ей, в отличие от Мазерса, сказать нечего.

На протяжении нижеследующей дискуссии еле-дует держать в голове два соображения крайней важности. Первое — что так называемая Усыпаль-ница Адепта представляет собой драматический фокус всего Ритуала Младшего Адепта, подробно описанного в «Золотой Заре». Каждый год в День Тела Христова1 Усыпальница заново освящается, причем в процессе освящения Адепт, проводящий ритуал, исполняет роль новопосвящаемого соиска-теля, которого привязывают к кресту, дабы на нем он воззвал к своему высшему Божественному Ге-нию. Освящение Гробницы есть не что иное, как все тот же базовый ритуал, уже полудюжиной способов описанный на страницах этой книги и чаще всего называемый «Открытием Сторожевых башен». Од-нако под каким бы именем он ни был известен, это именно освящение сакрального пространства, сим-волизирующее вовсе не открытие Европы навстре-чу Реформации и набирающей обороты молодой средневековой науке, но служение ордена высшим духовным устремлениям его членов и всего челове-чества.

Этот момент необходимо подчеркнуть со всей определенностью. Усыпальница, не освященная по-средством призывания высших сил стихий, как опи-сывалось в прежних главах, представляет собой про-сто гроб, деревянный ящик, раскрашенный в разные цвета, элемент театрального реквизита, сам по себе не обладающий ровным счетом никакой ценностью. Как и любой неосвященный и незаряженный талисман, это просто предмет, бесполезный и мертвый, сколь бы красивым и эстетичным он ни был. Назначение церемонии освящения как раз в том и состоит, чтобы сообщить бесполезному и мертвому предмету жизнь, силу и дух, чтобы наделить его смыслом.

Церемония Усыпальницы и весь Ритуал Млад-шего Адепта суть драматические церемонии, кото-рые, подобно всем прочим ритуалам театрального типа — независимо от того, насколько они красивы и насколько «режиссура» трогает сердце зрителя, — и сами должны быть тем или иным образом освя-щены, чтобы обрести жизнь. В разных частях этого эссе, как еще предстоит обнаружить читателю, по-стоянно подчеркивается тот факт, что описываемый в нем драматический ритуал совершенно опреде-ленным образом связан (причем именно на смысло-вом плане) с Ритуалом Младшего Адепта. Именно в силу этого драма тоже нуждается в освящении и призывании, столь пространно описываемых на этих страницах.

Дабы подвести краткие предварительные итоги сказанного, отметим, что теургическая эффектив-ность драматического ритуала — такого, как Цере-мония Усыпальницы, Ритуал Младшего Адепта или Еврипидовы «Вакханки», — самым прямым образом зависит от магических и технических приемов, со-ставляющих основное содержание этой книги. И об этом не следует забывать.

Греческий магический ритуал

Для того, кто желает предпринять беспристраст-ный обзор истории религий, дабы выявить общие фундаментальные принципы, лежащие в основе любой религиозной или философской системы, вышеназванная трагедия Еврипида представит ряд важнейших идей и блестящих культурологических параллелей. Давно известно, что практически во всех религиях существует широко распространен-ный миф о чудесном рождении великого основате-ля учения. Как минимум, один из родителей должен быть богом. Непорочное зачатие Иисуса Христа, чья мать удостоилась посещения Святого Духа, в этом плане не слишком отличается от рождения Диониса, тирсоносного героя «Вакханок». Сам миф, прекрас-но изложенный Гилбертом Мюрреем в «Коммента-риях к ״Вакханкам”», гласит, что в мать Диониса, Семелу, влюбился Зевс, отец и владыка всех богов, правящий миром с горы Олимп. Семела попросила своего божественного возлюбленного явиться ей во всем великолепии своей славы. Зевс пришел — не как Архангел Гавриил к Марии, и не в образе блед-ного голубя — но в ослепительном белом блистании молнии. Это видение превышало все возможности человеческого восприятия, и экстаз, в который по-грузилась Семела от этих поистине сверхчеловече-ских переживаний, был столь могуч, что девушка умерла — однако не ранее, чем дала жизнь недоно-шейному младенцу.

За изысканной поэтической формой, которую Ев-рипид придал этой Божественной трагедии, кроется явление, весьма схожее с восточной теорией аватар. В Дионисе, сыне Зевса и Семелы, присутствует не одна личность, не одна сущность, но две — совершенно определенные и отдельные друг от друга. Одна — 60-лее или менее смертная, наделенная всеми слабостями и недостатками человека; и другая — Божествен-ный разум, высшая мудрость, сияющее божество с горних олимпийских высот магии. И хотя имена Вакх и Дионис обычно используются наравне и для обозначения одного и того же лица, являющегося центральным персонажем этого поэтического про-изведения, а следовательно, синонимичны, позволь-те мне на краткое мгновение провести между ними произвольное различие, дабы продемонстрировать сущность концепции аватары. Пусть Дионисом 30-вется человеческая составляющая персонажа — му-дрое и высокоразвитое существо, пребывающее в гармонии с современной ему теософской или маги-ческой доктриной, многие эоны назад взявшее соб-ственную судьбу в свои руки и посредством духов-ных упражнений и внутренней эволюции осознанно распахнувшее врата своего существа трансцендент-ному духовному «Я», поднявшись таким образом до состояния условного совершенства, доступного че-ловеку.

Вакх же может быть соотнесен с богом во всей его актуализованности, или, если вам больше нравится использовать юнгианскую психологическую тер-минологию, с первичным архетипом коллективно-го бессознательного. С теургической точки зрения это может быть сущность, чьи эволюционные труды уже давно закончились, а страницы с их описани-ем вырваны из исторической хроники, — сущность, достигшая освобождения из цикла необходимостей. Сбросив все человеческие узы, она превращается в одну из иерархических духовных сил, управляющих одним из аспектов Вселенной, полная сумма разумов которых и составляет то, что мы зовем Природой.

Эти две сущности — Дионис-человек и Вакх-бог — вследствие определенного духовного срод-ства сливаются воедино на более или менее продол-жительный период времени, вместе образуя одно сознание — человеческое, божественное и космиче-ское по своему масштабу и значимости. Воплощение, имевшее место две тысячи лет назад в Назарете, со-гласно философии Рудольфа Штайнера, было точно таким же слиянием двух сущностей, вместе давших миру личность, известную как Иисус Христос. Шри Кришна, о котором рассказывает «Бхагавад-гита», был такой же аватарой — воплощением бога Виш-ну. Бхагаван Рамакришна Парамахамса в некоторых кругах считается еще одним, более приближенным к нам во времени, носителем этой божественной мудрости и духовности, время от времени нисхо-дящих на землю и воплощающихся в человеческом теле ради спасения рода человеческого.

Данная гипотеза подтверждается самим текстом трагедии, которому, собственно, и надлежит быть окончательным арбитром в наших умозаключени-ях. В замечательном переводе «Вакханок» профес-сора Мюррея мы обнаруживаем юного прекрасного Диониса, пойманного фиванскими солдатами и без малейшего страха стоящего перед царем Пенфеем. В этом представлении универсального архетипи-ческого мифа Пенфей, с одной стороны, похож на иудейского царя Ирода, а с другой — на Понтия Пи-лата, к которому Иисуса привели на суд. Насмешкам и издевательствам царя противостоит полнейшее спокойствие Диониса, как, например, в эпизоде, где Пенфей насмехается над девственным рождением бога:

Он смеет богом Вакха называть!

В бедре у Зевса будто был зашит он.

А между тем за выдуманный брак Семелу мать и Диониса сына Огнем небесным Зевс испепелил —

Все это знают, и неужто дерзкий,

Кто б ни был он, хулой не заслужил Позорной петли?

Царь требует раскрыть источник божественного вдохновения — откуда пришло откровение, пробу-дившее в его народе столь необычный религиозный пыл?

Пенфей. А эти таинства, откуда ты их взял?

И тотчас следует ответ:

Дионис. Сам Дионис, сын Зевса, посвятил нас...

Совершенно ясно и недвусмысленно подразуме-вается, что, хотя слова эти произносит человек по имени Дионис, смысл их отсылает нас к другому Дионису, небесному сыну Зевса, которого мы в по-рядке рабочей гипотезы поименовали Вакхом, богу, озаряющему светом душу человеческую, даряще-му ее жизнью и вдохновением свыше. Нет никакой нужды утверждать, что Дионис не вдохновил бы его, не проведи он осознанное и намеренное различение
между своей собственной личностью и обитающим в ней Божественным разумом.

Пенфей. Тебе внушал во сне иль наяву?

Дионис. Лицом к лицу, — и оргии преподал.

Дионис описывает откровение и видение Боже-ственного, которых он не так давно сподобился. И снова из этих слов вполне ясно, что сущность, о ко-торой идет речь, совершенно отдельна от его соб-ственного «я». Еврипид со всей очевидностью го-ворит о двух самостоятельных личностях. Однако Пенфей — символ сознательного эго, самодоволь-ного и насмешливого скептицизма обывательской респектабельности, а также устоявшегося порядка вещей, — поглощенный гордыней и разгневанный странными слухами, бродящими по его царству, от-вечает на это:

Дома, детей фиванки побросали;

В вакхическом безумии они Скитаются в горах, поросших лесом,

И бога Диониса — что за бог,

Не знаю — почитают пляской.

Подобное религиозное возрождение вызывает у него серьезные подозрения, служащие достаточным основанием для приказа заковать в цепи красивого хрупкого юношу. Вот перед нами поэтическое ото-бражение психологического механизма подавления. Инстинкты и жизненные силы, поднимающиеся из первобытного бессознательного, зачаровывают и в то же время пугают эго, сознательную часть нашей психики. Не будучи в силах понять важность и цен-ность эмоциональной жизни, на которой зиждет-ся его собственное существование, и страшась тех динамических и кинетических свойств, которыми обладают беспокоящие его внутренние импульсы, сознание выбирает политику запретов и репрессий. Преданного оскорблениям и осмеянию, обвиненно-го в обмане и шарлатанстве (как и все его великие предшественники и последователи) Диониса изде-вательски вопрошают, в самом ли деле он видел бога и каков тот был собой.

Какой хотел, без наших указаний, —

отвечает Дионис со спокойной уверенностью, за ко-торой угадывается презрение к мучителю. Лоб юно-ши увит виноградной лозой, широкие листья укры-вают кудри, придавая ему на первый взгляд слишком женственный вид, особенно вкупе со шкурой лани, наброшенной на плечи. Окидывая его взглядом, Пен-фей отмечает:

...Ишь красавец,

Как раз на женский вкус! а ведь для жен Ты в Фивы и пришел. Да, не в палестре,

Конечно, локон нежный твой взращен,

Что вдоль щеки лежит, соблазна полный,

Не на припеке солнца, в холодке Ты кожу белую свою лелеял,

Когда красой Киприду уловлял.

Однако под изумрудными листьями скрыты острые рога, а в нежном и, казалось бы, хрупком теле,невзирая на бледные щеки и смоляные кудри, пылает ослепительное духовное великолепие, могуществен-ная воля, властно требующая абсолютного повино-вения. Поистине прекрасный портрет динамичного, опьяняющего потока бессознательного, рвущегося наружу из глубин человеческой природы.

Возможно, с моей стороны было бы слишком са-монадеянным разворачивать здесь тему в полном объеме, в особенности после того, как она была пре-восходно и глубоко раскрыта Уолтером Пейтером в его «Греческих исследованиях». А ведь есть еще и сам текст источника — изумительный текст, с невероят-ной музыкальностью, ритмом и красотой переведен-ный профессором Гилбертом Мюрреем. Красноречие этой работы невозможно описать словами. Это куда больше, чем просто перевод. В этом английском поэ-тическом тексте Мюррей смог уловить и запечатлеть на страницах книги сам дионисийский дух — его изо-бильную жизненную силу, его опьянение и вдохнове-ние — с такой живой и радостной спонтанностью, с таким блеском, которые свидетельствуют не столько о точном переводе, сколько о новом художественном творении. Однако литературная критика данной ра-боты не входит в цели нашего эссе, а краткий панеги-рик можно считать законченным.

«Вакханки» как магический ритуал

У «Вакханок» есть и еще один аспект, обычно остав-ляемый без внимания любителями греческой драмы вообще и обожателями текучей мелодики Еврипидова стиха в частности. Это магия, которой я намерен уде-лить первоочередное внимание. В этой таинственной пьесе со всей очевидностью заключена магическая концепция невероятной важности, не говоря уже о те-оретических постулатах духовной философии. За пье-сой и ее сценическим представлением стоят предпо-сылки совершенно очевидно оккультного характера. Иными словами, мой опыт практикующего оккульти-ста подсказывает, что «Вакханок» можно с успехом ис-пользовать в качестве магического ритуала.

С магической точки зрения главной целью и пред-метом ритуала и инвокации является призывание бога и слияние человеческого сознания оператора с сущно-стью этого бога. С психологической точки зрения то же самое явление можно описать как подъем пода-вленного и скрытого содержимого нашей психики в яркий свет осознания. Благодаря тому, что сознание ассимилирует обширное содержимое бессознательно-го, эго освобождается от инфантильного отношения к жизни и от вынужденной связи с физической при-родой. В первый раз за всю личную историю оно ока-зывается в силах порвать бессознательные путы par-ticipation mystique1. Проще говоря, перед нами метод, при помощи которого можно объединить эго с Боже-ственной сущностью и корнем личности, вследствие чего человек обретает всю полноту самосознания.

«Вакханки» представляют собой ритуал призыва-ния из глубин бессознательного того могуществен-ного первичного архетипа, духовное присутствие которого древние греки именовали Дионисом-Загреем, Сабазием и Вакхом и которое другие народы в другие века и в других странах почитали под другими име-нами. Индусы называли эту сверхчеловеческую сущ-ность Рамой, Кришной и Хари1. Древним жителям Средиземноморья и Малой Азии он был известен как Таммуз, Аттис, Адонис, Осирис и Митра, а также как другие божества, тем или иным образом причастные к так называемому солярному мифу. Тема азиатского «умирающего бога», которую так впечатляюще рас-крыл в своей «Золотой ветви» сэр Джеймс Джордж Фрэзер, находится в самой непосредственной связи с предметом нашего исследования. Несколько лет на-зад Морис Метерлинк замечательно резюмировал ее в следующих словах: «Дионис... есть Осирис, Кришна, Будда. Он — все известные нам божественные вопло-щения; он — бог, который нисходит в человека, или, вернее, проявляет себя в нем; он — смерть, временная и иллюзорная, и возрождение, подлинное и бессмерт-ное; он — временный союз с Божественным, который есть лишь прелюдия к союзу вечному и окончатель-ному...» В «Вакханках» явлен драматический ритуал того же самого порядка, что и, скажем, в Третьей сту-пени масонской Голубой ложи, или в католической мессе, или в Ритуале Младшего Адепта Герметиче-ского ордена Золотой Зари, а именно: вспоминание и призывание бога ради воскресения глубинного скры-того «Я» человека, ради того, чтобы оно восстало из темной могилы неведения и смертности.

Три аспекта ритуала

Прежде всего, следует сразу же заявить о том, что основные теургические операции не имеют ни малейшего, даже самого отдаленного отношения ни к производству любопытных объективных феноме-нов, как ошибочно предполагают многие, ни к та-ким сомнительным явлениям, как парапсихология и медиумизм. Точно так же магия никоим образом не связана с тем, что в наши дни называют спири-туализмом. Высшим достижением магии следует считать опыт мистического экстаза и состояния ду-ховного осознания. В этих несравненных пережива-ниях, хорошо известных художникам и святым всех культур и всех эпох, сущность микрокосма слива-ется с более масштабным и всеобъемлющим созна-нием, часто именуемым Богом, Духом или Мировой Душой.

Магический ритуал обладает тремя неотъемле-мыми свойствами, или аспектами, обеспечивающи-ми достижение этого Божественного слияния. Пер-вый из них — единение с избранным личным богом через любовь, преданность и служение. Все мелкое, низкое и человеческое не допускается к манифеста-ции. Данный метод прекрасно описывается инду-истским термином бхакти. Здесь необходимо сразу сообщить о нашем принципиальном расхождении с Эвелин Андерхилл. В своей работе под названием «Мистицизм» мисс Андерхилл признает, что воля и воображение играют важную роль в магической ра-боте. В то же время она полагает, что в церемониях теургов практически нет места для любви. Но это — глубочайшее заблуждение. Ибо как бог — сущность, одним из аспектов природы которого является чи-стая любовь, — может быть призван оператором, в чьей душе не пылает могучее и ровное пламя той же самой любви? В магическом ритуале, достойном это-го высокого названия, любовь должна играть поис-тине огромную роль.

Во втором методе задействована простая и пря-молинейная церемония, вроде тех, что фигурируют в «Гептамероне» Петра Альбанского, в «Гоэтии, или Малом ключе царя Соломона» и в других учебниках по магии и ритуалистике. Согласно этому методу, маг, вооруженный тренированным воображением и концентрированной волей, призывает из Астраль-ного Света или коллективного бессознательного различные сущности, принадлежащие к малым ду-ховным иерархиям.

Последних вполне правомерно сравнить с кон-стелляциями идей, ассоциативно связанных между собой, или с автономными комплексами, гнездящи-мися в бессознательном. Вместе с ними под спудом оказывается огромное количество энергии, воспо-минаний и идей. Пока они находятся в области не-известного, оценить их важность не представляется возможным. Однако если сознание получит доступ к этому материалу и сможет его ассимилировать, ваши горизонты сразу же значительно расширятся, а психика обретет доселе недоступные ей ресурсы. Благодаря своему воплощению внутри сознания практикующего теургию эти духи или архетипы наделяют его силой, необходимой для продвижения в избранном направлении.

На основе анализа соответствующих ритуалов вам будет трудно выявить прочные метафизиче-ские основания данного метода, а его философия, мягко говоря, непроработанна и груба. Маг взывает к тому, кого называет богом и кому предстоят сон-мы ангельских сущностей, именуемых архангелами, стихиалями, демонами и т.д. и т.п. Взывая к этому богу должным церемониальным образом и памятуя о стараниях предыдущих магов и святых, свершав-ших свои чудеса и достигавших исполнения жела-ний посредством призывания определенных имен этого бога, оператор визуализирует осуществление своей воли. Внушение со всей очевидностью явля-ется здесь решающим фактором или, по меньшей мере, играет важнейшую роль в деле возбуждения бессознательного и приведения его в надлежащее состояние. Существует также теория, что провозгла-шение имен, визуализация образов и идей опреде-ленного рода и проекция воли, подкрепленные ри-туальными средствами, способны активизировать в Астральном Свете те силы, чьими символами явля-ются указанные имена и образы. Каково бы ни было психологическое объяснение того, как и почему ра-ботает данная техника, в том, что она действительно работает, сомнений нет. По крайней мере, она рабо-тает для тех, кто исполнил необходимые условия и своевременно принял все подготовительные меры.

Драматический метод — это третий вариант ри-туала, наиболее эффективный, прежде всего по той причине, что он сочетает обе вышеизложенные тех-ники и вдобавок позволяет работать в группе. Кроме того, метод этот пришел из глубочайшей древности и освящен веками. Это, несомненно, метод поэтов, наи-более близкий по складу любому художнику и пото-му самый привлекательный из всех. К его недостат-кам или, точнее говоря, сложностям следует отнести то, что для него требуется несколько участников, каждый из которых должен бесстрашно поставить на кон собственную личность, а также обязан уметь работать в команде.

С другой стороны, нельзя обойти вниманием тот немаловажный факт, что группа способна аккому-лировать большее количество энергии, служащей основой для духовной манифестации, нежели один человек. На практике идея состоит в том, чтобы по-ставить спектакль или ритуал, в котором найдет отражение полный цикл истории бога или его зем-ного воплощения, чье духовное присутствие опера-тор намеревается призвать. Слияние или отождест-вление с богом достигается посредством внушения, эмпатии и экзальтации сознания. Когда чувстви-тельное и пылкое воображение входит в резонанс с исключительной жизнью божества, это оказыва-ется мощнейшим стимулом для психики. И некогда свершившийся в реальности факт — предыдущее вознесение божества на небо (то есть мистический опыт как таковой) — может быть повторен снова. Совершенно очевидно, что символическое или же драматическое представление некоего историче-ского эпизода из жизни выдающейся личности,эпизода, обладающего духовной значимостью, бу-дет самым непосредственным образом способство-вать воспроизведению некогда имевшего место ду-ховного слияния, вводя теурга в состояние эмпатии и магической гармонии. Этот эффект достигается посредством прямого воздействия на его вообра-жение пьесы, подчиненной высшей духовной цели. На самом деле по ходу церемонии маг представляет себя божеством, которое во время оно прошло че-рез точно такой же опыт. Назначение ритуала за-ключается в том, чтобы стимулировать и углублять процесс отождествления, используя для достиже־ ния этой цели зрение, слух и разум. Вспоминая и заново воспроизводя сюжет мифа, маг возносится на тайные высоты духа и лицезреет там вещи и яв-ления, о которых ему не дозволено рассказывать сынам человеческим.

Утрата эгосознания

Среднестатистическому человеку может оказать-ся очень трудно утратить эгосознание в процессе игры или созерцания сценического действа, сколь бы утонченным оно ни было, однако для тех, кому темперамент и общий склад характера позволяют это сделать, данный метод, вне всяких сомнений, следует признать наилучшим.

К примеру, в процессе Ритуала Младшего Адепта Герметического ордена Золотой Зари на третьем эта-пе церемонии посвящаемый созерцает воскресение адепта в лице Иерофанта, восстающего из тайного пастоса, сиречь гроба, Христиана Розенкрейца, уста-новленного в семигранной усыпальнице. Благодаря могучему усилию объединенных воли и воображе-ния он отождествляет себя с просветленным созна-нием Розенкрейца, о чьих деяниях в эпоху Средне-вековья сложены легенды, или самого Христа, чьи истинные мистерии Розенкрейц был призван возро-дить. Но даже если посвящаемый и не предприни-мает никаких сознательных усилий помимо общего устремления к высшему, в сердце его все равно воз-никает непроизвольный эмпатический ток, наличие которого представляет особенную важность для достижения целей церемониала. Ибо воображение практически неспособно сопротивляться эстетиче-скому влечению.

Воздействие драматического ритуала на душу за-ключается в том, что она непроизвольно возносится к духовным высотам и в процессе этого мистиче-ского взлета обретает благословение просветления, вдохновения и мира. Осознание далеко не всегда поспевает за этим опытом. Случалось, что бессозна-тельному требовалось несколько дней, недель, а то и месяцев, чтобы взломать воздвигнутую сознанием стену и оказать воздействие на эго.

Ямвлих, божественный теург из Александрии, пишет в своем труде «О египетских мистериях» о та-кой разновидности ритуала, называя ее «блаженным зрелищем». Он утверждает, что посредством него «душа меняется для иной жизни, приходит к иной действительности и полагает, что уже не является человеком, причем полагает правильно. Помимо
этого, она зачастую, отбросив собственную жизнь, получает взамен наиблаженнейшую действитель־־ ность богов»1.

Опираясь на этот краткий обзор основополагаю-щих принципов теургии, давайте теперь попробуем выяснить, каким образом они применяются, соб-ственно, к «Вакханкам». В самом начале ритуала за-действовать принцип напоминания, призванный с помощью имен и образов включить в бессознатель-ном соответствующие ассоциативные цепочки и пробудить первичные архетипы. Стоя пред священ-ной гробницей своей матери, юный адепт Дионис вспоминает, в соответствии с изложенными выше принципами, свою собственную историю:

Сын Зевса, Дионис, я — у фиванцев.

Здесь некогда Семена, Кадма дочь,

Меня на свет безвременно явила,

Огнем Зевесовой грозы поражена.

<...>

Вот матери моей сожженной память.

У самого дворца обломки дома Еще курятся, — в них еще живет Огонь небесный, Геры горделивой На мать мою неугасимый гнев...

Согласно верованиям древних греков, Дионис был богом бессмертия и вечной юности. Он покровитель-ствовал виноградной лозе и вину — символу духов-ного вдохновения.


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
За это сообщение пользователю Vannadis "Спасибо" сказали:
Кроличья лапка
 Заголовок сообщения: Re: ГРЕЧЕСКИЙ МАГИЧЕСКИЙ РИТУАЛ
СообщениеДобавлено: 13 апр 2018, 15:07 
Администратор
 


Зарегистрирован: 15 мар 2013, 21:26
Сообщений: 44086
Откуда: из загадочной страны:)
Медали: 66
Cпасибо сказано: 9929
Спасибо получено:
101832 раз в 28404 сообщениях
Магическое направление:: Руническая магия
Очков репутации: 73943

Добавить
Ритуал, при помощи которого ему поклонялись, представлял собой символический или
действительный апофеоз опьянения, который опи-сывается в таких словах:

Придумал он питье из винограда И смертным дал — усладу всех скорбей.

Когда несчастный соком винограда

Пресытится, забвение и сон

Забот дневных с души снимают тяжесть,

И от страдания верней лекарства нет.

Это относится не только к чистому духовному принципу, но к природе как таковой — к ее безумию, ее щедрости, изобилию, высшей радости и необори-мой жизненности. И помимо всего прочего бог Дио-нис символизирует веру в то, что природа стоит выше мимолетностей жизни и смерти. Его можно считать символом самого духа, являющегося суммой психи-ческой энергии во всех ее аспектах человеческой при-роды. Театрализованная канва обряда косвенным об-разом связана с сезонной драмой наступления весны, когда солнце во всем своем сиянии и славе возвраща-ется после долгой холодной зимы на землю, к людям, даря им тепло и свет, питая своей энергией пшени-цу в полях и виноградные лозы. У мистиков многих культур солнце олицетворяло наивысшие аспекты человеческого и Божественного сознания, которые они более всего желали в себе пробудить.

Предметом и целью дионисийского культа была возможность отключить — пусть хотя бы на мгно-вение — обычное повседневное сознание с его ру-тиной и системой запретов и препятствий на пути свободного выражения внутреннего «я». Сместить его с главенствующих позиций и взамен открыть-ся всепроникающему потоку духа, отдаться Боже-ственной силе и позволить своему сознанию слиться со священной сущностью бога Диониса — именно таким было намерение празднующих, столь живое описание которых мы с вами видим в «Вакханках». Для того, чтобы вдохновить и возвысить душу до со-стояния Божественного экстаза, допускались любые стимулы, чувства, эмоции и мысли — все, что только могло помочь семенам новой жизни прорасти в глу-бочайших, сокрытых безднах психики.

Пурпурная тьма ночи; пламя факелов, озаряющее уединенные рощи; опьяняющие напитки, обладаю-щие способностью усмирять суету ума; оргиастиче-ские танцы, в конвульсиях корчащие члены; блажен-ное отупение после полного пресыщения страстями и утоления физических аппетитов, а после — благо-родная музыка и возвышенный ритуал, вздымаю-щий душу на недосягаемые доселе высоты и раскры-вающий спавшие под спудом духовные способности человека. «И хотя основы со всей очевидностью но-сят физический характер, — замечает относительно этих мистерий Голсуорси Дикинсон1, — весь ритуал в целом выражает стремление превзойти ограниче-ния, свойственные человеческому бытию». Таковы физические составляющие правильно организован-ной магической церемонии. Они представляют со-бой мнемонические стадии, расположенные таким образом, чтобы вкупе составлять комплексный, но безупречно связный ассоциативный ряд, который последовательно приведет разум посвящаемого к Бо-жественному совершенству.

Пролог ритуала знакомит нас с магом, который, принимая на себя роль Диониса, идет берегом ручья Цирцеи и, словно во сне, рассказывает свою историю. Делает он это таким образом, чтобы теург получил возможность прожить в своем творческом воображе-нии жизнь бога; именно такой прием использовался, в частности, в Ритуале Младшего адепта Герметиче-ского ордена Золотой Зари, представлявшем легенду о Христиане Розенкрейце. Посвящаемому рассказы-вали об уединенной жизни Розенкрейца в монастыре, о его путешествии в Дамаск и пережитых там при-ключениях и, наконец, о его возвращении домой, в Германию и основании ордена, который смог бы не-сти в будущее обретенные им учение и мудрость.

В «Вакханках» хор девушек, сопровождающий отъезд Диониса, несколькими штрихами дополняет для зрителей пьесы или участников ритуала картину происходящего, повествуя о том, кто такой главный герой и какие духовные принципы он олицетворяет. Девушки поют:

Ко мне, мои вакханки,

Ко мне, мои вакханки!

Роскошный дар Пактола,

Злаченые тимпаны Пусть тяжко загудят!

Воспойте Диониса,

Ликующего бога,

На свой фригийский лад!

Нежной флейты священные звуки Пусть нагорный вам путь усладят!»

И призыв еще не смолкнул,

А вакханка в быстром беге Рядом с Вакхом уж несется:

Точно в стаде жеребенок Подле матки скачет резвый.

Те, кто исполняет роли опьяненных менад (если их воображение справилось со стоящей перед ним зада־ чей: сформировать живые образы, действующие как магнит для энергии либидо, заключенной в архетипи-ческих фигурах бессознательного, и если сами они спо-собны полностью утратить себя, растворяясь в танце, и подчинить свое эго правилам игры), тоже должны хотя бы в некоторой степени испытывать тот душев-ный подъем и экстатическое безумие, которые несет нам их песнь. Ибо безумие такого рода есть состояние, которое нужно специально культивировать: оно явля-ется инструментом, позволяющим подчинить эго и за-ставить его воспринять более широкую картину мира, свободную от привычных ограничений. «...Есть дар // Пророчества в вакхическом безумье, // И если в тело властно вступит бог, // Уста безумцев исполняются ве-щаний». Те, кому посчастливилось в свое время видеть танцы Айседоры Дункан1 или Анны Павловой2, испол־ няющей свой дивертисмент «Вакханалия», могут хотя бы в некоторой степени представить себе оргиастиче-ские эмоции, пробуждаемые такого рода плясками.

Одна из самых примечательных сценических ре-марок, указывающих на подлинную магическую природу пьесы, содержится в эпизоде, где прорица-тель Тиресий беседует с престарелым отцом Семелы Кадмом. Когда вакхическое движение начинает обре-тать популярность, его безумие зачаровывает Кадма, словно какие-то внешние силы овладевают им:

Я столько силы

В себе почувствовал, что день и ночь Готов стучать о землю тирсом Вакха:

Веселье нам снимает годы с плеч.

Далее следует самая значительная сцена драмы, служащая в то же время и кульминацией ритуала. Нежный, прекрасный юноша Дионис — времен-но покинутый своим божественным гением, Вак-хом, — в сопровождении свиты, состоящей преиму-щественно из менад, оказывается серьезной угрозой для устоявшегося порядка вещей; или, по крайней мере, так считают власти предержащие. Последние, как оно всегда и бывает, предпринимают отчаянные усилия для подавления начинающегося бунта в заро-дыше. И подобно тому, как позднее Иисус, обвинен-ный недругами в противостоянии Римской империи, был представлен на суд Понтию Пилату, подвергнут осмеянию и бичеванию и увенчан терновым венцом, то же самое произошло и с Дионисом. Его схватили, заковали в цепи и бросили в темное подземелье — с той только разницей, что отец Пенфея и прорицатель Тиресий предупредили царя о том, сколь неосторо-жен был этот тиранический поступок. В их преду-преждении звучат следующие философские строки:

А ты, Пенфей, смирись:

Не царь один повелевает людям, —

И если ум твой поврежден, покинь Уверенность, что непреложно судишь.

Страстный призыв не причинять вреда юному богу вложен и в уста вестника, пришедшего поведать царю о вакхических обрядах:

О господин, кто 6 ни был этот бог,

Но он — великий бог, прими его в наш город! Не знаю, так ли, только я слыхал,

Что это он, на утешенье горю,

Дал людям виноград, — а без вина Какая уж любовь, какая радость!

На основе этой трагедии можно без труда раз-работать магическую церемонию, взяв из еврипи-довского текста те фрагменты, которые представ-ляют собой драматические воззвания к божеству, и разделив все действо на несколько частей, или пунктов. Прежде всего, понадобится изгнать все чужеродные влияния из храма или со сцены по-средством заклинаний, обходов храмового про-странства и начертания соответствующих гео-метрических фигур (пентаграмм и гексаграмм). Далее последует освящение храмового простран-ства и всех, находящихся в нем лиц и предметов. В этой операции важную роль играют благовония и священные масла. По завершении подготови-тельной части следует акт призывания сил, соот-ветствующих в общем и целом природе Диониса, а именно — сил сферы Солнца; данная операция со-стоит из особого воззвания и Ритуала призываю-щей гексаграммы. На этом первая часть церемонии завершится. Последующие части «Вакханок» мож-но рассматривать как сжатую версию дальнейших операций, все необходимые элементы которых не просто содержатся в тексте трагедии, но и пред-ставлены в самой возвышенной драматической форме, какую только можно себе вообразить.

После того как бога уводят в темницу, действие перемещается в густые леса, где вершатся таинствен-ные обряды в честь Диониса. Еврипид являет нашему изумленному взору хор танцующих вакханок, страст-но и нетерпеливо, исступленнно и восторженно при-зывающих свое возлюбленное божество:

Дионис, о чадо Зевса!

Вещих слуг в горниле бедствий Неужели ты покинешь?

Нет, о бог, спустись с Олимпа,

Тирс колебля златоцветный,

Укроти ты ярый гнев безумца!

Среди подземных толчков и раскатов грома (теа-тральных средств, позволяющих выразить в обра-зах те звуки, которые бывают физически слышны человеку, переживающему мистический опыт), под аккомпанемент возгласов, доносящихся из дворца и возвещающих о его приближении, юный бог — человек, соединившийся со своим гением, — предстает перед менадами и осыпает их упреками за неверие в его способность выйти из заточения.

В прах упадите, менады дрожащие,

Телом дрожащим в прах!

Царь ваш в чертоги несет разрушенье,

Зевса великого сын.

Он рассказывает своим «девам рассветных высей» (как восхитительно именуются вакханки в переводе Мюррея) о том, как дух-хранитель вернулся к нему, освободил его от оков и вызволил из дворцовой темни-цы. Еще раз обратим внимание читателя на то, в каких выражениях Дионис говорит о том «другом» Дионисе, о своем Божественном тезке. Безо всяких сомнений, в трагедии идет речь о двух отдельных сущностях, дей-ствующих через посредство одной и той же личности.

Итак, оковы распадаются и адепт, воодушевленный своим божеством, выходит на свободу. Следом за ним вновь появляется Пенфей, разъяренный и сбитый с толку. На презрительную реплику царя: «В твоих устах звучит хулой и благо» — Дионис, ныне преисполнен-ный вдохновения, отвечает лишь кроткой похвалой божеству: «А сколько благ таких он вам принес!» Пре-достерегая царя, что тот зашел в своем гневе чересчур далеко, Дионис дает ему мудрый совет:

А лучше бы принес ты жертву Вакху:

Борьба смешна: ты — человек, он — бог.

Их диалог прерывает посланец, несущий царю из-вестия о буйных танцующих менадах, скитающихся в горах, возносящих молитвы Вакху и творящих не־ вероятные чудеса. Он рассказывает о женщинах, что играют с длинными, гибкими змеями, которые вьют-ся у них в руках, шипят и лижут им щеки своими раз-двоенными языками; и еще — о женщинах, что кор-мят грудью волчат и детенышей лани.

Вот тирс берет одна и ударяет Им о скалу. Оттуда чистый ключ Воды струится. В землю тирс воткнула Другая — бог вина источник дал,

А кто хотел напиться белой влаги,

Так стоило лишь землю поскоблить Концами пальцев — молоко лилося.

С плюща на тирсах капал сладкий мед...

Если бы царь увидел подобное священное чудо своими глазами, заключает вестник, он бы тотчас и сам поклонился великому богу. И здесь ритуал до-стигает второй кульминации. Бог предлагает помочь Пенфею и впрямь увидеть своими глазами оргии ме-над, что вершатся в густых чащах, и царь, очевидно уже подпавший под чары божества, дает согласие. Это решение становится для него первым шагом к гибели. Едва ли Пенфей отдает себе отчет, что до сих пор подавлял чувственное начало так сильно и жестко, что созерцание оргиастических обрядов мо-жет означать для него только одно: окончательную и бесповоротную гибель от рук разъяренного эроса. Царя, к немалой его досаде, облачают менадой: «...по пяты — пеплос, митру — над челом», «...с макушки волосы распустим подлинней», «...да в руку — тирс,небриду1 спустим с плеч». И вот, наконец, он тайно, в сопровождении одного лишь Диониса, пускается в путь, дабы испытать на себе все пьянящее могуще-ство вакхического культа.

Одежда, которую носит человек, оказывает на него весьма существенное психологическое воздей-ствие. Именно поэтому маги издавна облачались в дорогие шелковые одеяния и пышные, яркие ман-тии. По закону симпатической магии, определенные цвета и предметы могут пробуждать и привлекать магические силы родственного им характера. Имен-но это немаловажное соображение на протяжении многих веков побуждало теургов не самой высокой степени посвящения использовать в церемониях ма-ски, гротескные атрибуты и театральные трюки. Моя оговорка насчет «не самой высокой степени посвя-щения» вовсе не случайна: ведь в действительности причудливые образы и цвета божественных и ан-гельских сущностей принадлежат сфере воображе-ния, внутреннему миру души. Но, с другой стороны, красочные наряды оказывают и другое, более непо-средственное воздействие на участников ритуала (косвенным свидетельством этого служит практика облучения пациента светом различных цветов в те-рапевтических целях).

Хотя у Еврипида Пенфей облачается в одежды менад лишь для того, чтобы его не узнали фанатич-ные служительницы Диониса, в этом эпизоде скрыт и другой важный смысл, очевидный не каждому.

Пятнистая шкура лани символизирует мантию, ко-торую маг надевает поверх ризы из тонкого льна; распущенные волосы, украшенные лентами, до неко-торой степени подобны немесу1 — головному убору мага, а тирс, увитый плющом, — магическому жезлу. В теургии жезл символизирует волю; в данном слу-чае речь идет о чувственной, животной воле, опас-ной и склонной к свирепым выплескам, а потому, как правило, подавляемой. Переодевшись вакханкой, Пенфей приходит в необычайное возбуждение: дух дионисийского неистовства, как некое навязчивое, компульсивное чувство, поднимающееся из глубин его существа, мало-помалу начинает брать верх над обычным для него рациональным поведением. В при-ступе безумия царь восклицает:

Как думаешь, смогу ль я Киферон С вакханками взвалить себе на плечи? <...>

Рычаг возьмем, или рукой скалу Мне обхватить, или плечо подставить?

Более того, ему на миг приоткрывается истин-ный облик Диониса, прежде казавшегося слабым и чересчур женственным: Пенфей начинает прозревать присутствие подлинной его сущности, отнюдь не изнеженной и хрупкой, а божественной, могучей и грозной:

Ты кажешься быком мне, чужестранец,

Вон у тебя на голове рога.

Так ты был зверь и раньше? Бык, бесспорно!

Современные психотерапевты сталкиваются в клинической практике с явлениями, которые мож-но истолковать как параллели видениям такого рода. Ребенку чувства и эмоции могут казаться слишком женственными и слабыми аспектами психики, и он старается не поощрять их, опасаясь насмешек и обид. Так запускается программа подавления. Вместо того чтобы нормально проживать и выражать свои эмо-ции, человек зажимает и удушает их; в результате любое проявление чувств становится ему неприятно и вызывает трудности. Но спонтанные выражения эмоций в сновидениях по-прежнему свидетельству-ют о том, какой огромной силой обладает это вытес-ненное содержимое его психики. Нередко оно вы-зывает ночные кошмары, ужасные, отвратительные сновидения, в которых весьма активную роль играют дикие животные— быки, слоны и тигры, которые символизируют жестко подавленные чувства.

На этом заканчивается очередная часть ритуала, а вскоре Еврипид развернет перед нами и заверша-ющую сцену трагедии. Теургов захватывает пляска менад, распевающих магические заклинания. При-веду две строфы из их песнопений, в особенности близкие тому стилю, которым с незапамятных времен пользуются теурги для своих чар. Первая зву-чит почти в самом начале ритуала, вторая — намно-го позже.

Вперед, вакханки, вперед!

Вы, бога и божьего сына,

Домой Диониса ведите!

С гор Фригийских на стогна Эллады Отведите вы Вакха домой.

Быком обернись, ты наш Вакх, наш бог,

Явись многоглавым драконом,

Иль львом золотистым ты в очи метнись! Лазутчик менад нацелил напасть На стаю вакханок.

Приди же и петлю с улыбкой накинь Безумцу на шею.

Для изображения гибели царя Пенфея Еврипид вновь прибегает к театральной условности, облегчая тем самым труд участников обряда. С гор торопливо спускается вестник, бледный и охваченный скорбью. Обращаясь к предводителю хора, он повествует о том, как Пенфей в сопровождении Диониса взошел на Ки-ферон, чтобы подсмотреть за менадами из укрытия. Но женщины схватили его и пришли в ярость при виде мужчины, нарушившего святость их тайного служения. Сама Агава, родная мать царя, побудила их жестоко покарать незваного гостя (впрочем, охва-ченная вакхическим экстазом, она не ведала, что тво-рит, и не признала в своей жертве собственного сына и владыку Фив), и вакханки разорвали злосчастного Пенфея на части. Трагедия гибели главного против-
ника бога сменяется заключительной сценой — воз-несением Диониса на облаке, что символизирует ду-ховный триумф и просветление.

Солярное значение «Вакханок»

Так завершается эта трагедия Еврипида — на ли-рической ноте магической экзальтации. Она несет в себе героический, теургический, религиозный и фи-лософский смысл, изображая торжество бога и побе-ду над его гонителями. Таким образом, это поистине Божественная история, более чем уместная для цере-мониального представления.

В основе всей трагедии лежит солярная символика, причем не только в астрономическом, но и в духовном смысле этого слова. Во всех религиозно-философских системах Солнце выступает символом всего наивыс-шего, благороднейшего и самого лучшего, что есть в человеке. Солнце — это не только наш отец и спаси-тель даже с буквальной, физической точки зрения. Все наше внутреннее, духовное бытие— которое и есть наша подлинная жизнь — тесно связано самыми раз-нообразными способами с жизнью Солнца. Солнце — это внешнее выражение нашего внутреннего, духов-ного солнца; это пламенеющая риза бога или иерархии божеств, сущность которых неразрывно связана с на-шей собственной природой. Эти божества живут в нас, а мы — в них; и нам не дано отлучиться от их горнего бытия ни на мгновение.

Знатоки древних религий, безусловно, призшгют тот неоспоримый факт, что великие учителя магии,почти все без исключения, отождествляются с циклом вечного странствия Солнца по небесам. Или, точнее сказать, цикл их индивидуальной жизни соотносится с великим солнечным циклом. Рождество Христово, приуроченное к зимнему солнцестоянию, и Распятие, совпавшее с весенним равноденствием, — типичные приметы биографии Спасителя и признаки его воз-несения над природным порядком вещей. Осеннее равноденствие, предшествующее погружению солн-ца во тьму долгой зимы, представляется живому во-ображению — каковым наверняка обладали последо-ватели Митры и Диониса — аналогом заточения бога в темницу. Существует множество вариаций на эту тему, но символика ее практически всегда остается неизменной.

Но поскольку Солнце в то же время ассоциируется с духовной жизнью, теурги всех времен стремились использовать Божественную силу дневного светила для просвещения человечества и продвижения его по пути эволюции. Методы достижения этой цели разнились в зависимости от характера тех народов, к которым просветители обращали свою благую весть, и от умственных способностей тех конкретных лич-ностей, с которыми они вступали в магическое об-щение. В «Вакханках» Еврипида можно распознать одну из попыток — и попытку, надо отметить, пре-восходную, — донести до греков средствами театра и трагедии все тот же извечный урок, все то же учение, которое адепты старались преподать всем народам древности.

Символика «Вакханок»

Выявить символику этой трагедии не составляет особого труда. С психологической точки зрения она чрезвычайно наглядна. Фактически в ней присутству-ют все основные элементы фрейдистской схемы — от подавления и сопротивления до эдипова комплекса. Пенфей в этом ритуале выступает драматическим олицетворением обыденного сознания — той эгои-стической составляющей человеческой личности, которая намеренно отказывается признавать ограни-ченность своих сил и существование сил иного рода, действующих даже в пределах ее собственных вла-дений. Поскольку она ошибочно принимает себя за единственного верховного властителя и сбрасывает все остальные составляющие личности со счетов, она должна быть принесена в жертву на мистическом ал-таре, чтобы человек достиг просветления. Это эгои-стическое начало в человеке одинаково безжалостно подавляет и Божественный дух, то есть силу своего владыки и создателя, и природные инстинкты, весь-ма уместным символом которых выступают менады с их необузданностью, буйством и безумием. Если инстинкты подавляются слишком жестко, то личное бессознательное «засоряется» и приобретает склон-ность к непроизвольным агрессивным выплескам, а сознание становится узким и ограниченым, утрачи-вая способность воспринимать вдохновение и энер-гию коллективного бессознательного. Первая задача юнгианского анализа — выявить и высвободить по-давленные инстинкты, изгнанные с глаз долой. Когда сознание вновь обретет к ним доступ, тогда откроет-ся возможность и для полноценного общения с кол-лективным бессознательным.

Рациональное сознание человека, символом кото-рого в «Вакханках» служит царь Пенфей, преступает границы своих законных полномочий. И в результате его разрывают в кровавые клочья древние силы бес-сознательного — те самые силы, которые сознание по ошибке стремилось подавить и изгнать, вместо того чтобы предоставить им подобающее место в своих владениях. Первой в горло царю впивается его мать, олицетворяющая здесь первобытную разрушительную силу Природы. Летописи психоанализа изобилуют яр-кими подробностями и бесчисленными примерами из жизни тех несчастных людей, чье сознание оказалось разорванным на части бессознательными силами, сна-чала подавленными, а затем бесконтрольно вырвавши-мися на волю. И создается впечатление, что Еврипид буквально предвидел — или, по меньшей мере, инту-итивно предчувствовал— появление фрейдистской теории, согласно которой механизм подавления впер-вые вступает силу для того, чтобы вытеснить страст-ное влечение ребенка к собственной матери. Эта по-давленная фиксация на матери становится своего рода ядром, вокруг которого впоследствии, по ассоциации, сосредоточиваются и все прочие вытесняемые эмоции. И этот процесс в конечном счете разрушает непросве-щенную личность, препятствуя ее социальной адапта-ции и ведению нормального образа жизни. Еврипид сотворил поистине глубокий образ возмездия, которое способна обрушить на человека Ужасная Мать.

И царь, и менады — и эгосознание, и инстин-ктивные побуждения — в равной мере имеют право на существование, в равной мере могут претендо-вать на свое законное место под солнцем. Но если одно из этих начал посягает на функции другого и пытается присвоить их или помешать их отправле-нию, то это незамедлительно влечет за собой пол-ный хаос и разлад.

Вакх-Дионис олицетворяет живительный поток духовной энергии, совокупность всех человеческих сил. Он символизирует Солнце в обоих его аспек-тах — физическом и духовном, но в первую очередь выступает символом духовного опьянения и экстаза, до которого человеческое сознание возвышается во время священных мистерий. Именно этой духовной силе и должны служить менады. Ибо воплощающий ее Дионис есть сама жизнь природных инстинктов, то высшее начало, которое придает им мотивацию и смысл. Пенфею не следует вмешиваться в действия божества, поскольку он не в состоянии понять их ис-тинное значение, не может постичь ни отдаленные, ни даже ближайшие цели бога. Так пусть же он и не вмешивается, дабы изобильная жизненная сила и неистощимый поток Божественного экстаза излива-лись на всех и вся без препятствий и ограничений.

Ритуальное заточение и связывание Диониса мо-жет толковаться в двух смыслах. Первое, более про-стое истолкование — это погружение в депрессию, ведущую к неврастении, когда процессы подавления заходят слишком далеко. Второе же, относящееся к более высокому уровню, — это омрачение духовно-го «я», то самое состояние, которое мистики называ-ют «темной ночью души». Развеять эту черную ночь ужаса и отчаяния может только возвращение солнца, или магическое нисхождение бога в сознание.

Самовольное освобождение божества из темницы и последующая смерть тирана также могут толко-ваться двояко. С одной стороны, гибель царя Пенфея можно понимать как метафору шизофрении — пол-ного расщепления психики, утраты рассудка и вну-тренней целостности. Но с другой стороны, и в 60-лее глубоком смысле, эти события символизируют успешное явление и воплощение призванной силы в сердцах ее последователей, окончательное освобож-дение из плена самодовольного и лицемерного обы-денного отношения к жизни и живым существам. На физическом плане это приход живительной Весны во всем ее великолепии; это извечная мистерия духов-ного освящения, которая подготавливает все живое к восприятию вдохновляющего чуда, которое повто-ряется год за годом в неизменности, не прекращаясь и не теряя силы.

Именно такие идеи распознает теург в трагедии Еврипида «Вакханки». Это действо не только возвы-шает человеческое сознание над обычными ограни-чениями, но и позволяет призвать самого бога (при помощи магических инвокаций, силой звука, про-являющейся при вибрации Имен, и посредством об-лечения астральной формой божества) и слиться в блаженстве с его сущностью.

Результат этой магической работы — форсирован-ное развитие Духа. Человечеству в целом требуются бесчисленные долгие века для достижения некоего отдаленного идеала духовного совершенства, но маг стремится ускорить свое продвижение по пути эво-люции, дабы как можно быстрее прийти к той цели, которой рано или поздно достигнут все. Единение с богами в ходе теургических операций влечет за со-бой совершенствование всех аспектов и способно-стей человеческой психики, потому что боги, эти универсальные сущности, с безраздельной щедро-стью изливающие свой свет на теурга, увлекают его душу ввысь, принимают ее в свои объятия, приуча-ют ее отделяться от тела, не расставаясь с ним окон-чательно, и возвращаться на время к породившему ее вечному умопостигаемому истоку.

Израэль Регарди. Церемониальная магия: структура, подгот. и проведение ритуала / Израэль Регарди; пер. с англ. А. Осипова, и А. Блейз. — М.: Энигма, 2009. — 192 с.: ил.


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
За это сообщение пользователю Vannadis "Спасибо" сказали:
Кроличья лапка
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 2 ] 

Часовой пояс: UTC + 3 часа [ Летнее время ]



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Перейти:  



Последние темы





Официальные каналы форума:

Наша страница в Vk

Наш канал Яндекс Дзен

Наш телеграм


Банеры

Яндекс.Метрика
cron

Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group
GuildWarsAlliance Style by Daniel St. Jules of Gamexe.net
Guild Wars™ is a trademark of NCsoft Corporation. All rights reserved.Весь материал защищен авторским правом.© Карма не дремлет.
Вы можете создать форум бесплатно PHPBB3 на Getbb.Ru, Также возможно сделать готовый форум PHPBB2 на Mybb2.ru
Русская поддержка phpBB